Джена Шоуолтер - Темная страсть

— К-какую сделку?

— Я поклялся, что если он уговорит тебя вернуться на небеса, я постараюсь убедить Совет сохранить жизнь ему и его демонической подружке.

Оливия открыла было рот… и закрыла, не произнеся ни звука. От шока, что Лисандр готов противостоять Совету, хотя всегда отказывал, когда об этом просила она, но больше от боли. Это признание многое объясняет. Тайный визит Лисандра к Аэрону. Отказ Аэрона подарить ей оргазм. Его стремление показать ей битвы и тяготы жизни.

Она ничего для Аэрона не значит. Вообще ничего. Иначе и быть не может, раз он стремился использовать ее словно козырь в сделке? Тем не менее он по-прежнему остается мужчиной, которым она восхищается. Мужчиной, готовым пойти на что угодно ради спасения тех, кого любит. Ради спасения Легион.

Вот бы эта любовь была направлена на нее саму!

— Если я вернусь с тобой, ты можешь гарантировать, что Аэрон будет жить? — прохрипела Оливия.

— Я постараюсь. — Что, на ее взгляд, совсем не являлось гарантией. — Важнее то, что он согласился, — добавил Лисандр, прежде чем Оливия успела ответить. — Он готов отказаться от тебя, чтобы спасти себя самого.

Боль разрасталась, поглощая Оливию, сдавливая ей горло.

— Ты не передумала насчет исцеления? — тихо спросил Лисандр. С надеждой в голосе. — Насчет жертвы?

— Нет, — ответила она без колебаний. Аэрон поставил благополучие Легион превыше ее, Оливии, но она этого и ждала. А вот чего она совсем не ожидала, так это лишиться Аэрона до того, как их время истечет. Она не может его потерять, несмотря ни на что. — Я по-прежнему согласна на сделку.

Глаза Лисандра наполнились грустью.

— Что ж, да будет так.

Стоило последнему слову сорваться с его губ, как голосовые связки Оливии сдавило, так что она не могла вымолвить ни слова. Не могла ни сглотнуть, ни ахнуть, ни вдохнуть. Она вцепилась пальцами себе в горло; ее разум затуманился, а по венам будто потекли реки изо льда и пламени.

— Это пройдет, — успокоил Лисандр, внезапно оказавшись прямо перед ней и поглаживая ее висок.

Он всегда так поступал, когда Оливии не удавалось принести радость своему смертному подопечному. Дарил утешение. Лисандр всегда желал ей самого лучшего и сейчас действовал в ее интересах. Она напомнила себе, что он совсем не плохой.

Как он и обещал, кислород наконец стал просачиваться в горло и легкие. Жар утих, лед растаял, туман рассеялся. Исполненная благодарности, Оливия раз за разом втягивала воздух.

— Сделал бы Аэрон то же самое для тебя? — спросил Лисандр. — Нет. Не отвечай. Просто подумай о том, что я тебе сказал.

Будучи не способна говорить, она кивнула.

— Милая моя Оливия, будь готова к тому, что Аэрона могут снова ранить подобным образом. Боюсь, Рея снабдила охотников водой из пяти рек, текущих в Царстве Аида.

Оливия вздрогнула. Использовать эту воду как оружие — значит обречь жертву на верную смерть. Один глоточек, одна капля — и прощай навсегда. Даже душа иссыхала. Единственный способ нейтрализовать жуткий яд — напиться из Реки Жизни. Реки, о местонахождении которой не знала даже она.

— Они изготавливают пули, в каждой из которых содержится по маленькой дозе отравы. — Лисандр выудил из складок одеяния небольшой пузырек. — Вот, держи. Достаточно одной капли этой жидкости, чтобы Аэрон исцелился. Остальное я припрячу. На всякий случай. Однако расходуй экономно, потому что, исчерпав запас, больше не получишь.

Вода из Реки Жизни? Оливия взяла пузырек дрожащей рукой.

— Но не думай — даже на секунду, — что эта вода спасет его после обезглавливания. А Аэрона обезглавят, Оливия. Убийца явится.

Оливия потупила взор. Лисандр хорошо ее знал — как раз об этом она и подумала. Не важно. Она тряхнула головой, прогоняя разочарование и вновь укрепляясь в своей решимости. Она найдет другой способ спасти Аэрона.

— Я думала, ты будешь просить за него на Совете.

— Так и есть. Но результат нам уже известен. Прошение отклонят. Они снисходительны к тебе, потому что ты одна из нас. А он демон. Ему пощады не будет.

Что, если рассказать ему?

— Ты причиняешь мне много беспокойства, Оливия, — вздохнул Лисандр. — Сейчас я оставлю тебя делать то, что должна.

Гидеон, одержимый демоном Лжи, метался по кровати. Боксеры прилипли к потной коже, перевязанные руки — точнее, то, что от них осталось, — болезненно пульсировали. Сквозь повязки проступила кровь, хотя такого не случалось уже несколько недель, ведь он исцеляется! Неужели регресс?

Он спал, но в то же время сознавал, что происходящее вокруг него до чертиков реально. Гидеон словно угодил в ловушку самой непроглядной тьмы, какая только есть на свете. Очень странно, хотя технически и неверно. Во всяком случае, для его демона. Тьма внутри ларца Пандоры была точно такой же: удушающей и сводящей с ума. И демон Лжи не переставая вопил об этом с тех пор, как они оказались в этом непонятном царстве. Крики демона смешивались с наполняющими тьму стонами. Тысячи и тысячи разрозненных воплей, каждый из которых мучительнее предыдущего.

И выбраться оттуда не представлялось возможным.

— Гидеон. Гидеон, дружище, проснись. Тебе нельзя спать.

Он услышал голос Париса и хотел подчиниться… но не смог. Тьма была слишком плотной, обволакивала его, крепко сжимала, он почти тонул в ней. Затем Гидеон и правда пошел ко дну, потеряв все ниточки, которые еще удерживали его в сознании.

«Не могу дышать…»

Пелена разорвалась, и Гидеон жадно глотнул воздуха… но тут же отшатнулся. О черт, нет. Паук!

«Не успокаивайся», — посоветовал демон.

«Сам не успокаивайся!»

Гидеон прижался к стене, тяжело дыша и стараясь не завизжать, как девчонка. Чудовищный паук подползал все ближе, его восемь лап с силой впечатывались в землю, а похожие на бусинки глаза практически заглядывали в душу.

«Враг», — определил Ложь. Подразумевая, «друг».

Вряд ли. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Каждой клеточкой мозга, затуманенного чертовой паникой, Гидеон внезапно четко и ясно осознал, что тварь сейчас им пообедает. Уж лучше пусть его сожгут! Или повесят! Дьявол, да пусть хоть кишки выпустят, только не это!

— Я такой вкусный! — в отчаянии выкрикнул он.

Гидеон имел в виду прямо противоположное, но даже сейчас, во сне, не мог сказать правду. По крайней мере, так он сам считал. Он никогда не испытывал судьбу. И не станет. Во сне последствия могут оказаться такими же ужасными, как и в реальности. Боль, боль, сплошная боль.

Воспоминания о последнем случае, когда он отважился высказать правду, еще свежи в памяти. Несколько недель назад Гидеон признался охотникам в том, что на самом деле чувствует — ненависть — и что на самом деле хотел сделать — ранить, мучить, убивать их. А все потому, что его, который способен учуять неправду за тысячу миль, обвели вокруг пальца, заставив поверить, будто Сабин, хранитель Сомнения, погиб, пал от руки охотника. Как глупо. Но когда боль затопила сознание Гидеона, он сам вызвался стать добровольной жертвой пыток, чтобы спасти друзей. Разве еще немного мучений имеют значение?