Джена Шоуолтер - Темная ложь

— Расстаться — значит умереть… — задумчиво протянул он.

— Для тебя это просто глупые слова, которые ничего не значат.

«Есть такое, — подумал Гидеон. — Но ее-то память никто не стирал. Как можно быть такой безжалостной, нечуткой?»

Стараясь не выдать своего раздражения, он попросил:

— Не давай мне хоть что-то. Хотя бы одну, самую огромную, зацепку.

Несколько минут прошли в тишине. Гидеон продолжал массировать ей стопу, а она — блаженствовать. Он уже отчаялся было дождаться ответа, когда Скарлет наконец тяжело вздохнула, и в этом звуке слышалась целая гамма чувств.

— Как-то раз ты привел в Тартар нового узника — бессмертного, который пытался убить Зевса, чтобы самому занять небесный престол. Ты вел его к камере и вдруг увидел, что я сцепилась с кем-то из богинь. — Скарлет наморщила лоб. — Не помню, с кем именно, знаю только, что она была высокой и светловолосой.

«Высокая и светловолосая? — стал размышлять Гидеон. — Под это описание подходят тысячи».

— Прошу тебя, не рассказывай дальше, — подбодрил он Скарлет.

— Она… повалила меня и стала заламывать мне руки. — Складки на лбу стали еще глубже. Рассказчица нахмурилась. — Очень странно! Я словно наяву вижу ее и себя на полу камеры, но с этим образом как будто… что-то не то. Не могу понять, что именно. — Скарлет взмахнула рукой, рассыпая вокруг водяные бисерины. — В общем, ты увидел это, выпустил заключенного и кинулся мне на выручку. Оттащил от меня богиню, помог подняться. Воспользовавшись тем, что ты отвлекся, заключенный попытался сбежать. Ты кинулся за ним, не заперев нашу камеру, и сидевшие со мной боги и богини тоже едва не удрали. Я заслонила выход из камеры и отбивалась от них до тех пор, пока ты не вернулся с пленником. Я не хотела, чтобы у тебя были неприятности.

«С ума сойти! — подумал Гидеон. — Она сама могла сбежать, но не сделала этого. Ради меня. Это как же надо любить? Если, конечно, ее рассказ — правда. Какого дьявола Ложь молчит? Сколько можно?»

— А чего не было потом? — спросил он. — Чего не сделали с тобой боги и богини в отместку?

Такое предательство не могло сойти Скарлет с рук. Свобода была в двух шагах, только протяни руку и возьми. А она помешала им. Наверняка они потом устроили ей Варфоломеевскую ночь.

Скарлет пожала плечами:

— Ты просил рассказать что-то одно, я рассказала. Продолжения не будет.

«Проклятье!» — мысленно возмутился Гидеон, ведь эта история только еще сильнее распалила его любопытство.

— Ты не вынесла много боли, чтобы быть со мной, — попытался он продолжить разговор. — Почему?

— Не твоего ума дело!

По крайней мере, Скарлет не стала делать вид, что поняла его слова буквально. Это вызывало уважение и восхищение. И тем не менее она не ответила. И это злило.

— Не отвечай мне — и я не отблагодарю тебя! Не проси все что угодно!

«Она не раздумывая попросит свободу, — понял воин. — И я дам ей ее. Пусть бежит. Я сдержу слово, ибо чувствую, что в противном случае земля разверзнется у меня под ногами. Но потом снова ее поймаю. И верну в подземелье».

«У меня нет выбора, — напомнил себе Гидеон. — Она слишком опасна, чтобы разгуливать на свободе. Это может стоить жизни мне самому и всем, кого я люблю».

Он повторял это про себя, точно молитву, до тех пор, пока каждое слово не стало такой же частью его существа, как сердце или легкие.

Скарлет заинтересовалась и спросила:

— Так, значит, отблагодаришь?

— Нет.

Она высвободила ногу из его пальцев и вместо нее протянула другую. Силясь сдержать улыбку, воин вновь принялся работать большими пальцами. «Она… такая властная, такая восхитительная!» — подумал он.

«Нет выбора! Нет выбора! Нет выбора!» — гремело у него в голове.

— Ну ладно, хорошо, — проговорила она. — Я скажу. — Скарлет облизнула губы, отвела взгляд, стала рассматривать небо и кроны деревьев. — Только… дай мне минутку собраться с мыслями.

Минутка растянулась на добрых десять.

Интрига убивала. Впрочем, Гидеон догадывался, что она скажет. Что-нибудь вроде «Я пошла на все это потому, что любила тебя». Часть его хотела услышать эти слова, пусть даже в глазах всего света и своих собственных он будет выглядеть садистом. Другая же часть не просто хотела, а жаждала, мечтала об этих словах. Пусть даже в глазах всего света и своих собственных он будет выглядеть мазохистом.

«Любила… Теперь уже не любит. Пожалуй, оно и к лучшему», — печально подумал он.

Мысль скользнула и исчезла, а на душе стало пусто и горько.

«Нет выбора! Нет выбора! Нет выбора!» — снова стал он повторять про себя.

— Ты уверен, что хочешь знать? — спросила наконец Скарлет, и ее голос звучал неуверенно и в то же время с надеждой. — Это тот самый случай, когда меньше знаешь — крепче спишь.

«Нет, тогда это точно не признание в любви», — понял Гидеон. В каждой черточке лица Скарлет читались волнение, тревога. Воина охватил страх. Его пальцы сами собой замерли. Он вытянулся, подался вперед, впился взглядом в собеседницу, будто силясь заглянуть в душу.

— Нет, я не уверен! Не говори сейчас же! — потребовал он.

Скарлет сглотнула и произнесла:

— Гидеон. Мы… ты и я… у нас был… ребенок. Сын. У нас был сын. Стил.

Аман, одержимый демоном Секретов, растянулся на пластиковом шезлонге, установленном посреди густого леса, окружавшего его дом. Перед ним стоял работавший от батареек опрыскиватель, а позади расположился холодильник с ледяным пивом. Алкоголь не действовал на бессмертных — Аману просто нравился вкус этого напитка.

Над головой воина ослепительно сияло солнце, яркие лучи которого умудрялись пробиваться сквозь пышные кроны деревьев и попадать прямо на его кожу. Так как Аман пришел сюда, одетый в одни плавки и улыбку, поле для деятельности у них было немалое.

Аман закрыл глаза и без труда представил себе, что лежит на пляже, причем совершенно один. Он старался оказываться там как можно чаще, чтобы побыть подальше от людей и их тайн, которые они не в силах были скрыть от него, как бы ни старались. Демон тайн всегда готов был раскапывать новые подробности, ковыряться в их голове, подслушивать их мысли, которые затем слышал сам Аман.

Это было достаточно трудно, но терпимо. Если бы данная способность была единственной, он вполне мог бы вести жизнь, близкую к нормальной. Но его демон мог воровать воспоминания, из-за чего каждый новый голос присоединялся к тысячам других, заполонивших голову Амана. Эти звуки становились все громче, пока не смешивались с его собственным голосом, и в какой-то момент он переставал понимать, какой из них на самом деле принадлежит ему. Аман как будто проживал жизнь человека, воспоминания которого он забрал, какой бы она ни была — хорошей или совершенно ужасной.