Джена Шоуолтер - Темная ложь

— Спасибо, — поблагодарила Оливия, одарив воина лучезарной улыбкой.

— Что он сказал? — требовательно спросил Аэрон.

— Сказал, что я хорошо выгляжу.

Аэрон поджал губы.

— Я сообщил тебе об этом еще несколько минут назад, а ты от меня убежала.

— Но я собиралась вознаградить тебя, когда ты меня поймаешь.

Фиалковые глаза воина сузились, и он уставился на Амана. «Ну зачем ты оказался здесь? — подумал он, зная, что друг его услышит. — Теперь мне придется ждать, чтобы получить свою награду». Вслух он произнес нечто совершенно другое:

— Ты часто сюда приходишь?

Аман, изо всех сил старавшийся выглядеть печальным, кивнул.

Аэрон окинул взглядом своих фиалковых глаз окружающий пейзаж.

— Понимаю, почему тебя сюда тянет, — сказал он. — Здесь мило. И очень умиротворенно.

Именно поэтому Оливия повела его сюда. Она хотела, чтобы ее мужчина хотя бы ненадолго забыл обо всех проблемах и просто наслаждался жизнью.

«Настоящий рай», — показал знаками Аман.

— Но разве тебя не беспокоят охотники, постоянно пытающиеся добраться до вас? — спросила Оливия и, казалось, полностью ушла в себя.

Аман знал, что она мало знакома с таким чувством, как ненависть, но та боль, которую эти люди причинили ее мужчине, ей совершенно не нравилась.

«А вас это не беспокоило?» — поинтересовался Аман.

Оливия покраснела, и Аэрон едва не задохнулся от возмущения, услышав от друга некое подобие смеха. Сейчас ему наконец удалось его понять.

«Вообще-то благодаря металлическому забору по периметру территории и камерам, с помощью которых Торин круглосуточно за ней следит, я не беспокоюсь ни о чем, кроме отдыха», — заявил Аман.

Бедняга Торин, носитель демона Болезни, не мог ни до кого дотронуться, не заразив этого человека. Конечно, на бессмертных это не подействует, но они станут носителями и заразят любого, к кому прикоснутся. Поэтому большую часть времени Торин проводил в своей комнате в полном одиночестве. «Точнее, теперь он уже не совсем один», — мысленно поправил себя Аман.

Аман как-то подслушал его мысли и те, что принадлежали Камео, одержимой демоном Печали, и узнал, что эти двое придумали страстную игру под названием «Ты не можешь дотронуться до меня, но можешь смотреть, когда я притворяюсь, что можешь» и предавались ей неделями. Они знали, что долго это не протянется, но сейчас получали истинное удовольствие, настолько большое, что Аману иногда хотелось расколоть собственный череп и вырвать мозг только для того, чтобы в награду за это получить несколько мгновений покоя.

— Мы правда не хотели отвлекать тебя от отдыха, — вырвал его из раздумий Аэрон. — Поэтому мы пойдем в нашу…

«То, что мое, ваше», — ответил Аман.

Плечи Аэрона тяжело опустились, и Аман поборол еще один смешок.

— Да, но мой любимый прав, — вмешалась Оливия. — Ты заслуживаешь спокойного отдыха. Почему бы нам не поделить лес? Ты возьмешь себе одну часть, а мы — другую… Хотя нет, — прервала она сама себя. — Так не получится. Тогда наши мысли будут заняты тем, как бы не пересечь разделительную полосу.

«Глупая женщина», — прокомментировал ее слова Аман.

— Ой, я знаю, — ничуть не смутилась Оливия и гордо улыбнулась. — Мы разработаем график. Например, ты будешь приходить сюда по понедельникам, средам и пятницам, а мы — по вторникам и четвергам.

«Нет уж, — возразил Аман. — Я уже застолбил это место и буду приходить сюда каждый день. А вы можете иногда навещать меня».

— Или ты можешь поблагодарить нас за то, что мы разрешили тебе приходить сюда хотя бы в эти три дня, — резко возразил Аэрон после того, как Оливия перевела ему слова друга. — Иначе мы всем разболтаем твои тайны, и сюда зачастят все обитатели замка.

Аман показал ему средний палец.

Увидев этот жест, не нуждавшийся в переводе, Аэрон громко рассмеялся, и этот звук пролился на сердце чернокожего воина живительной влагой. До встречи с Оливией и событий, приведших Аэрона к смерти, воин никогда бы не позволил себе подобного веселья. Тогда он во многом напоминал Аману самого себя и на самом деле очень часто был мрачным и грустным.

«Каково это, — спросил воин друга, — жить без демона?» Прошло уже столько веков, что Аман почти не помнил, как жил в небе, был свободным и не ощущал ничьего постороннего вмешательства.

— Честно? — произнес Аэрон, откинувшись назад и опершись спиной о ствол дерева. Он потянул за собой Оливию и прижал ее к себе. — Это потрясающе. В моей голове больше не слышен голос, заставляющий меня делать ужасные вещи. Я больше не испытываю потребность причинять боль, калечить и убивать. Но в то же время это… странно. Я не понимал, насколько привык полагаться на этого подонка — прости, милая, духа, — сообщавшего мне все, что я хотел знать о других людях. Теперь мне приходится снова учиться выяснять их намерения.

Аман знал, что благодаря Ярости Аэрон, подойдя к какому-либо человеку, узнавал все о его грехах. Затем его охватывала потребность наказать нечестивца, поступив с ним так же, как тот поступал с другими.

«Ты привыкнешь», — пообещал Аман.

— Надеюсь, что это скоро произойдет.

— Зато теперь он не такой унылый, — заметила Оливия.

Аэрон улыбнулся и поцеловал кончик ее носа.

— И все это благодаря тебе, милая.

— Пожалуйста.

Сердце Амана екнуло. Он был рад, что его друг обрел наконец счастье, но в то же время его мучила зависть — он отчаянно хотел обзавестись собственной женщиной. Он уже нашел ту, которая ему нравилась, — гарпию Кайю. Она была лгуньей и воровкой, но не скрывала этого — о ее грехах знали все подряд. У нее не было тайн. Но она переспала с Парисом, одержимым демоном Разврата и одним из самых близких друзей Амана. Парис вряд ли захотел бы оказаться с ней в постели еще раз (да и не смог бы сделать это, даже будь у него такое желание). Переспав с одной женщиной, он больше никогда не интересовался ею снова. Это было частью его проклятия. Аман знал, что привлек внимание маленькой гарпии, но был и в курсе того, что она вряд ли в скором времени будет готова остепениться, чего Аману очень хотелось.

Общаться с другими женщинами, в том числе смертными, ему было очень сложно. Он постоянно знал, о чем они думают, чувствовал, когда обращают внимание на других мужчин, говорят ему приятные слова, одновременно думая о чем-то жестоком.

Аэрон вздохнул, прерывая размышления друга. «Я здесь, — подумал воин. — И могу спросить его». Аман понимал, что рано или поздно друг задаст ему вопрос, но не знал, как на него ответить. «Не спрашивай меня, — показал он знаками. — Пока еще рано».

Под глазом Аэрона дернулась мышца.

— Ненавижу, когда ты читаешь мои мысли, — сказал он.

«Тогда скрывай их», — ответил Аман, хотя понимал, что это вряд ли возможно, потому что проделать с ним подобный трюк никто до сих пор так и не смог.