Брендон Сандерсон - Путь королей

— Возможно. — Каладин бросил пустую тростинку в пропасть. — Если только кто-нибудь согласится сразиться не на жизнь, а на смерть.

— О, они всегда соглашаются, — со смехом отозвался Камень. — Нуатома приносить много богатств и обещать все отдать победителю. Ваши светлоглазые, они не могут пройти мимо такого теплого пруда! Убить ункалаки без осколочного клинка, это им кажется совсем нетрудно. Многие нуатома погибли. Но все правильно. Когда-нибудь мы победить.

— И у вас будет один набор осколочного вооружения, — сказал Каладин. — В Алеткаре их дюжины.

— Один — это начало. — Камень пожал плечами. — Но мой нуатома проиграл, так что я быть мостовик.

— Погоди, — вмешался Тефт. — Ты проделал весь этот путь со своим светлордом и, когда он проиграл, просто взял и пошел в мостовики?

— Нет, ты не понять, — сказал Камень. — Мой нуатома, он вызвать великого князя Садеаса. Всем известно, что тут, на Расколотых равнинах, много осколочников. Мой нуатома думать, легче сражаться с тем, у кого только доспех, а клинок добыть потом.

— И? — продолжал недоумевать Тефт.

— Когда мой нуатома проиграл, все мы стали принадлежать лорду Садеасу.

— Так ты раб? — спросил Каладин, невольно потянувшись к собственным клеймам на лбу.

— Нет, у нас такого нету. Я не быть рабом моего нуатомы. Я быть его семья.

— Семья?! — ахнул Тефт. — Келек! Так ты светлоглазый!

Камень опять рассмеялся — расхохотался от души. Каладин против собственной воли улыбнулся. С той поры, как он слышал такой смех, прошло очень много времени.

— Нет-нет. Я быть просто умартиа… его кузен, по-вашему.

— Ты же все равно был его родственником.

— На Пиках, — объяснил Камень, — родственники светлорда прислуживать ему.

— Да что это за уклад такой? — рассердился Тефт. — Прислуживать собственной родне? Клянусь бурей! Я бы лучше умер, да-да, я бы умер.

— Все не так плохо.

— Ты не знаешь мою родню, — возразил Тефт и вздрогнул.

Камень опять рассмеялся:

— Ты бы охотнее служил тому, кого не знать? Вроде этого Садеаса? Человеку, который тебе чужой? — Он покачал головой. — Низинники. Тут слишком много воздуха. От него у вас больные головы.

— Слишком много воздуха? — переспросил Каладин.

— Да, — подтвердил Камень.

— Как может быть слишком много воздуха? Он ведь повсюду.

— Это трудно объяснить. — Камень хорошо владел языком алети, но иногда забывал простейшие слова. Порой же строил фразы как надо. Чем быстрее рогоед говорил, тем больше слов пропускал. — У вас слишком много воздуха, — продолжал Камень. — Приходи на Пики. Сам поймешь.

— Возможно. — Каладин бросил взгляд на Тефта, который только плечами пожал. — Но ты кое в чем ошибаешься. Ты сказал, мы служим тому, кого не знаем. Вообще-то, я знаю светлорда Садеаса. Я его хорошо знаю.

Камень вскинул бровь.

— Он надменный, — начал перечислять Каладин, — мстительный, жадный и порочный до мозга костей.

Рогоед улыбнулся:

— Да, думаю, ты прав. Не лучший из светлоглазых.

— «Лучших» среди них нет. Они все одинаковые.

— Натерпелся от них, да?

Каладин пожал плечами — вопрос разбередил рану, которая еще не зажила.

— В любом случае твоему хозяину повезло.

— Повезло, что его убили?

— Повезло, что он не победил, — пояснил Каладин, — и не обнаружил, как его обманули. Они бы не позволили ему уйти, забрав доспех Садеаса.

— Чушь, — вмешался Тефт. — Обычай…

— Обычай — слепой свидетель обвинения. Это милая коробочка, в которую они упаковывают свою ложь. Из-за него мы и служим им.

Тефт стиснул зубы:

— Сынок, я прожил на этом свете побольше твоего. Я многое знаю. Если простолюдин убьет вражеского воина в осколочном доспехе, он станет светлоглазым. Так заведено.

Каладин позволил спору увянуть. Если иллюзии Тефта помогали ему отыскать свое место в этой военной неразберихе, не Каладину его разубеждать.

— Итак, ты был слугой, — сказал он, обращаясь к Камню. — В свите светлорда? Каким именно слугой? — Он покопался в памяти в поисках нужного слова, вспоминая те дни, когда доводилось общаться с Уистиоу или Рошоном. — Лакеем? Дворецким?

Камень рассмеялся:

— Я поваром быть. Мой нуатома не спустился бы в низины без своего повара! Ваша еда, в ней так много пряностей, что ничего другого уже не почувствовать. Вы и камни съесть, если их перцем посыпать!

— И кто тут у нас заговорил о еде? — мрачно бросил Тефт. — Рогоед?

Каладин нахмурился:

— Кстати, а почему твой народ так называют?

— Потому что они едят рога и панцири животных, которых ловят, — сказал Тефт. — То, что снаружи.

Камень улыбнулся, и в его взгляде появилась тоска.

— Ах, до чего же вкусно…

— Так вы действительно едите панцири? — уточнил Каладин.

— У нас очень крепкие зубы, — с гордостью ответил рогоед. — Но погоди-ка. Ты теперь узнать мою историю. Светлорд Садеас, он не был уверен, что делать с большинством из нас. Кто-то стать солдатом, кто-то служить в главном доме. Я приготовить для него одно блюдо, и он отправить меня в мостовой расчет. — Камень поколебался. — Я вроде как, э-э-э, улучшил суп.

— Улучшил? — переспросил Каладин, приподняв бровь.

Рогоед вдруг смутился:

— Понимаешь, я быть сильно злой из-за смерти моего нуатомы. И я подумал — эти низинники, у них языки ошпарены и обожжены той едой, что они едят. Они не чуять вкуса, ну вот я и…

— И — что? — поторопил Каладин.

— Чуллий навоз, — пояснил Камень. — Кажется, у него вкус сильней, чем я думал.

— Постой, — уточнил Тефт, — ты добавил чуллий навоз в суп великого князя Садеаса?!

— Э-э-э, да. Вообще-то, и в хлеб тоже. И украсил им свиную отбивную. И сделал соус, чтобы мазать на гарамы. У чулльего навоза, я так решить, много применений.

Тефт так хохотал, что проснулось эхо. Он упал на бок, развеселившись, и Каладин испугался, как бы пожилой мостовик не свалился в пропасть.

— Рогоед, — наконец выдавил Тефт, — с меня выпивка.

Камень улыбнулся. Парень потрясенно покачал головой. Он внезапно все понял.

— Что такое? — спросил Камень, явно заметив выражение его лица.

— Это нам и нужно, — сказал Каладин. — Это! Вот что я пропустил.

Камень растерянно моргнул:

— Тебе нужен чуллий навоз?

Тефт опять расхохотался.

— Нет, — возразил Каладин. — Я… я лучше покажу. Но сначала надо разобраться с соком шишкотравника.

Они и одну вязанку не прикончили, а пальцы уже болели.

— Ну а ты, Каладин? — спросил Камень. — Я тебе рассказывать свою историю. Ты рассказать свою? Как ты докатиться до этих отметин на лбу?

— Ага, — сказал Тефт, вытирая слезы, — ты-то чью еду изгадил?

— Я думал, ты считаешь прошлое мостовиков запретным, — съехидничал Каладин.

— Ты разговорил Камня, — возразил Тефт. — Это будет справедливо.