Брендон Сандерсон - Путь королей

— А что такое ум?

— Я… — Почему он продолжает этот разговор? — Я думаю, это способность говорить и поступать правильно в нужный момент.

Королевский шут склонил голову набок, потом улыбнулся. Наконец протянул Каладину руку:

— И как же тебя зовут, мой вдумчивый мостовик?

Каладин нерешительно протянул руку в ответ:

— Каладин. А… тебя?

— У меня много имен. — Человек в черном пожал руку. — Я начал жизнь как мысль, идея, строчка на бумаге. Это я тоже украл. Самого себя. Однажды меня назвали в честь камня.

— Надеюсь, он был милый.

— Он был красивый, — сказал Шут. — И сделался совершенно никудышным из-за того, что я носил его имя.

— Ну и как же теперь тебя называют?

— По-разному, и лишь изредка вежливо. Я почти все заслужил, к сожалению. Но вот ты можешь звать меня Хойд.

— Это твое имя?

— Нет. Имя того, кого мне стоило бы любить. И еще одна вещь, которую я украл. Мы, воры, только этим и занимаемся.

Он бросил взгляд на восток, на быстро темнеющие Равнины. Костерок возле валуна, на котором сидел Хойд, отбрасывал тусклый свет, красноватый из-за мерцающих углей.

— Что ж, рад знакомству, — сказал Каладин. — Мне пора…

— Сначала я кое-что тебе дам. — Хойд подобрал свою флейту. — Подожди, пожалуйста.

Каладин вздохнул. Похоже, этот чудак его не отпустит, пока не добьется своего.

— Это флейта Следопыта, — проговорил Хойд, рассматривая темную древесину. — Она для рассказчика, чтобы он на ней играл, пока излагает свою историю.

— Ты хотел сказать, чтобы кто-то другой играл, пока рассказчик говорит.

— Вообще-то, я сказал то, что хотел сказать.

— Как можно рассказывать и одновременно играть на флейте?

Хойд вскинул бровь и приложил флейту к губам. Он играл не так, как Каладину доводилось видеть, — держал флейту не прямо перед собой, а боком. Шут сыграл несколько нот для пробы. Они были столь же грустными, как и те, что Каладин уже слышал.

— Это история, — провозгласил Хойд, — про Деретиля и «Странствующий парус».

Он начал играть. Мотив был быстрее и резче прежнего. Звуки словно соревновались друг с другом, спеша прочь из флейты, как дети, пустившиеся наперегонки. Мелодия была красивая и бодрящая, она звучала то выше, то ниже и казалась сложной, как узор на ковре.

Каладин понял, что не может шелохнуться. Музыка овладела им, почти лишила воли. Словно каждая нота — это крючок, пронзающий плоть.

Хойд резко остановился, но мелодия эхом отзывалась в ущелье, сопровождая его слова.

— Деретиля хорошо знают в иных краях, хотя здесь, на востоке, я реже о нем слышал. Он был королем в темные дни, в эпоху до начала истории. Могущественный человек. Командовал тысячами, вел за собой десятки тысяч. Высокий, царственный, благословенный светлой кожей и еще более светлыми глазами. Такому можно лишь завидовать.

Стоило эху умолкнуть где-то внизу, как Хойд опять заиграл в том же ритме. Как ни странно, он продолжил в точности ту музыкальную фразу, на которой эхо затихло, словно мелодия и не прерывалась вовсе. Мотив стал более плавным, наводя на мысли о короле, который идет по дворцу в окружении придворных. Пока Хойд играл, закрыв глаза, он наклонялся к костру. Воздух вырывался из флейты и колебал дым, заставляя его извиваться.

Музыка стала тише. Дым клубился, и Каладину показалось, что он видит в узорах дыма мужское лицо с острым подбородком и высокими скулами. Его там не было, разумеется. Просто разыгралось воображение. Но щемящая мелодия и клубящийся дым как будто разбудили в нем фантазию.

— Деретиль сражался с Приносящими пустоту во времена Вестников и Сияющих, — пояснил Хойд, все еще не открывая глаз, держа флейту у самых губ, и песня звучала эхом в ущелье, словно аккомпанируя его рассказу. — Когда наконец-то наступил мир, он понял, что не может найти себе места. Его взгляд все время устремлялся на запад, к великому открытому морю. Он велел построить лучший из всех кораблей, что когда-либо существовали. Восхитительное судно, предназначенное для того, на что еще никто ни разу не осмеливался: плыть по морю во время Великой бури.

Эхо сошло на нет, и Хойд опять принялся играть, словно чередуясь с невидимым музыкантом. Извилистые струйки дыма поднимались, колыхаясь на ветру от дыхания Хойда. И Каладину показалось, что он видит верфь и громадный корабль с корпусом, заостренным, как стрела. Мелодия стала быстрой и отрывистой, будто имитируя удары колотушек и скрежет пил.

— Целью Деретиля, — продолжил Хойд, — было отыскать родину Приносящих пустоту, то место, что породило их. Многие звали его глупцом, но он ничего не мог с собой поделать. Король назвал корабль «Странствующий парус» и набрал в команду самых смелых моряков. И в день, когда начиналась Великая буря, корабль отплыл. Вышел прямиком в океан, подняв парус, словно распахнув объятия навстречу штормовым ветрам…

Флейта оказалась у губ Хойда через секунду, и он растревожил костер, пнув кусок камнепочковой коры. Посыпались искры, и поднялось облачко дыма. Песня разъярилась, словно ураган, — она то вдруг звучала на тон ниже, то перемежалась внезапными быстрыми трелями. Иной раз мелодия взмывала к высоким нотам, переходившим в пронзительные крики чаек.

И Каладин все видел внутренним взором. Массивный корабль вдруг стал крошечным на фоне Великой бури. Ветер унес его в бескрайнее море. На что надеялся этот Деретиль, что он хотел разыскать? Великая буря и на суше была жутким бедствием. Что уж говорить про море?..

В ущелье металось эхо. Каладин против собственной воли опустился на камни, следя за клубящимся дымом и танцующим пламенем. Он видел маленький корабль в плену у неистового вихря.

В конце концов музыка Хойда замедлилась, яростное эхо успокоилось, и мелодия стала куда более нежной. Точно плеск волн.

— Кораблекрушение почти уничтожило «Странствующий парус», но Деретиль и большинство его моряков выжили. Они оказались на одном из островков, что кольцом окружали громадный водоворот, в котором, как говорят, исчезает океанская вода. Деретиля и его людей приветствовали странные люди. Высокие и гибкие, они носили одноцветные одежды и вплетали в волосы раковины, каких не найдешь в Рошаре.

Эти люди приютили выживших, накормили и вылечили. На протяжении многих недель, выздоравливая, Деретиль изучал странный народ, называвший себя увара, Люди Великой бездны. Забавную они вели жизнь. В отличие от народов Рошара, которые все время спорят, увара казались покладистыми. Они с детства не задавали вопросов. Каждый из них занимался тем, что был обязан делать.

Хойд снова заиграл, позволив дыму подниматься спокойно. Каладину показалось, что он видит народ — прилежных, трудолюбивых людей. Вот вырос дом с человеком в окне — то был Деретиль, наблюдающий за увара. Музыка была спокойная, вызывавшая любопытство.