Ирина Смирнова - Проклятие мёртвого короля

Бесшумная серая тень опустилась на плечо, пушистые перья скользнули по щеке. И еще… еще… девять сов.

Почти сразу откуда-то из подворотни появился молодой мужчина, друг Лайоша. Тоже анимаг.

— Ваше высочество? Ваше высочество, наконец-то мы вас нашли! Пойдемте быстрее, вам надо в укрытие!

И вдруг у меня в голове зазвучал мальчишеский голос.

Я резко села, сбрасывая с себя липкий морок сна, и обнаружила, что, оказывается, уже давно рыдаю, подушка мокрая насквозь, а в горле бьется и клокочет крик. Едва отдышавшись, я соскочила с кровати и как была, босиком, в одной пижаме, выскочила из спальни, пролетела через холл и распахнула дверь в ЕГО комнату.

ОН сидел в кресле, бледный, какой-то потрясенный. Посмотрел на меня растерянно-удивленным взглядом… и медленно встал мне навстречу.

Всхлипнув, я бросилась к нему, обхватила, прижалась изо всех сил.

— Живой… ты живой… Мой Лайош…

Анна:

Это так странно, но на какой-то момент две прожитые жизни куда-то делись, и я прижималась к своему любимому мужчине с таким же отчаянием, как тогда, в переулке старого города. Мне казалось, что если я вдруг разожму руки хоть на секунду, он опять уйдет, исчезнет, отзовется в душе пустотой и холодом смерти.

— Лайош, — простонала я, почти теряя сознание от всего сразу — от все еще острой боли той потери; от осознания, что здесь и сейчас вот он, живой, теплый, обнимающий в ответ; от паники, необъяснимого и иррационального страха потерять его снова. — Мартош…

— Бэтти, — тихо прошептал он мне в макушку, стиснул так, что косточки хрустнули, поцеловал, подхватил на руки и чуть ли не бегом потащил к кровати.

На постель меня уложили так бережно и нежно, словно я статуэтка из тончайшего полупрозрачного фарфора. И так же трепетно, едва касаясь, Мартош стал гладить меня по лицу, по шее, словно не веря глазам и осязая мой облик пальцами. — Бэтти…

Я потянулась навстречу этим рукам. И я была гораздо нетерпеливее его осторожной нежности, с которой он расстегивал пуговички на моей пижаме. А потом мы снова целовались, а потом… вдруг у него изменилось выражение глаз.

Мартош словно проснулся, помотал головой, по лицу скользнуло осознание происходящего и… чувство вины!

— Анна? Прости, я… — ох, божечки, как не вовремя проснулась его совесть!

— И не подумаю! — я, наконец, улыбнулась сквозь слезы. — Пока ты меня не поцелуешь и не… — тут я передумала продолжать и вообще ждать, пока он разберется, что к чему. Сама обняла его за шею, притянула к себе и поцеловала. И целовала… и целовала… и целовала, никак не могла остановиться…

Тем более что он отвечал, да еще как! Голова кружилась, так отвечал! И от его нежных, почти невесомых прикосновений, когда он, не разрывая поцелуя, освобождал меня из мешающих шелковых вериг, в которые внезапно превратилась суперудобная пижама…

Я тихо застонала сквозь поцелуй, почувствовав грудью дуновение прохладного воздуха, и почти сразу едва не вскрикнула, потому что Мартош с самого начала был в одних штанах, и теперь я смогла наконец прижаться к нему так, как мне хотелось — тело к телу, чтобы дыхание перехватило от острого и сладкого, как жидкая карамель с перцем, возбуждения, когда мои соски коснулись его кожи. Я потерлась о него, как кошка, нетерпеливо и требовательно, мне слишком сильно хотелось… хотелось всего и сию секунду!

Дотянувшись до пояса его штанов, я принялась дергать за завязки — эта последняя преграда безумно мешала, причем не только мне, но и обнимающему меня мужчине. Ведь я прекрасно чувствовала даже сквозь ткань, как его член подрагивает и истекает смазкой.

Наконец Мартош, что-то тихо простонав сквозь зубы, сам помог мне, рывком избавившись от одежды, и я вскрикнула, почувствовав его плоть у себя между ног.

Он был по-прежнему нежен и нетороплив, ласкал меня, готовил… А я через какое-то время уже не стонала, а рычала, как нетерпеливая голодная львица, потому что уже давно была готова, так готова, что… в какой-то момент наши движения навстречу друг другу совпали, и он довольно резко вошел в меня и тут же замер, словно боясь сделать мне больно.

Я еще раз рыкнула сквозь стон и сама задвигалась под ним, задавая ритм, быстрый, нетерпеливый, сумасшедший. Мартош перестал осторожничать, подхватил меня одной рукой под спину, заставляя немного выгнуться ему навстречу, и, опираясь другой на кровать, стал двигаться в моем ритме, почти сразу найдя и почувствовав тот самый нужный угол, при котором его член с каждым движением задевал самую чувствительную точку моего и без того до жаркой дрожи возбужденного тела.

Страсть, удовольствие на грани боли, и вместе с тем нежность, желание прикасаться снова и снова, слиться в одно целое… это все копилось, нарастало, дрожало, как снег на вершинах гор до того неслышного и почти неосязаемого момента, когда вдруг срывается лавиной и бешеной стихией сметает все на своем пути…

И нас снесло, закрутило в этой яростной круговерти вскриков, стонов, искристых вихрей наслаждения, острого, как ледяные кромки.

А потом пришло удивительное чувство… опустошения. Словно этой лавиной вынесло из души все лишнее, и осталась только белая спокойная равнина под луной, в которой только мы, и нам так хорошо вдвоем… тепло… спокойно… уютно… счастливо.

В этой бесконечной нежности мы еще какое-то время целовались, потом просто лежали рядом, пока не уснули. И ничего нам больше не снилось.

Ну разве что пару раз пришлось выползать из-под Мартоша, потому что он во сне все время пытался меня спрятать, накрыв собой. Я какое-то время послушно изображала мышку в норке, но потом начинала задыхаться и отползать.

Мое внезапное счастье каждый раз открывало один сонный глаз, убеждалось, что это я ерзаю по доброй воле, а не меня из-под него тащат враги, по-медвежьи что-то урчало, обнимало покрепче и засыпало обратно…

Проснулась я вовремя, сбегала к себе за дневным костюмом… и вернулась. Но все равно мы выбрались из комнаты Мартоша явно позже, чем рассчитывали, потому что сначала увлеченно целовались у двери, уже оба одетые и готовые выходить, потом как-то так вдруг оказались опять в постели и раздетые… а потом собирали свою одежду по всей комнате и тихо ржали, потому что только совершенно долбанутые люди могут коллективно закинуть носки и трусы в такие совершенно неподходящие места.

Короче, к завтраку мы опоздали, зато явились на него такие счастливые и сияющие, что хмурый Адриан оторвался от книги, которую, как и все последнее время, читал за столом, поглядел на нас немного дикими глазами и с грохотом поставил чашку на блюдце.