Гарднер Дозуа - Книга Мечей (сборник) [litres с оптимизированной обложкой]

По-прежнему тяжело дыша, он повернулся и увидел постель, а на постели – кого-то спящего, как он сперва подумал. Кого-то с волосами, заплетенными в темную косу. Белая рубаха. И торчащий из спины кинжал. Труп женщины, погибшей давным-давно, судя по истлевшей ткани и, как он понял, когда подошел ближе, усохшей плоти.

Кто это? – удивился он. Что за женщина могла здесь очутиться, помимо самой троллихи, и могла ли троллиха быть такой изящной?

И что за великая битва здесь разыгралась, если кинжал вонзился в спину женщины в постели?

Скальды говорили иначе.

Он поднял Хрунтинг, подобно факелу, но цвета слились и вновь стали синими. А женщина зашевелилась, повернула голову.

Он в ужасе отпрянул. Однако ее лицо оказалось миловидным, не молодым и не старым, средних лет. Ее прозрачная фигура начала садиться, оставив безжизненное тело лежать на постели. Женщина посмотрела на него – и все будто затихло. Вода перестала плескать о камни. А пещеру охватил призрачный огонь.

– Женщина, – хрипло прошептал он, – женщина, что здесь произошло?

– Они убили моего сына, – ответил призрак. – А я убила их.

Эта хрупкая женщина, чертами и сложением напоминавшая старый народ, что жил в глубине лесов, убила мужчин Хеорота? Унесла голову и поставила над своей дверью?

В ней крылось нечто большее. Он почти ждал, что призрак вырастет и нависнет над ним, обнажив клыки, протянув безжалостные руки…

Но она лишь смотрела на него глазами черными, как ночь, и он ощутил холод, ледяной холод.

– В нашем святом месте вы устроили свои пиры. Наши леса вырубили для своих печей. Наши луга отдали своим огромным медлительным животным. Истребили наших оленей и зайцев. Охотились на нас для развлечения. Почему нам не забрать ваш скот? Почему не забрать вашу пищу?

– Госпожа, – сказал он, понимая, что спасение – в учтивости, – я ничего этого не делал. Я уйду и больше вас не потревожу.

Ее глаза закатились так, что стали видны белки, она запрокинула голову и испустила пронзительный вопль. Потом уставилась на него своими черными глазами, в которых пылал темный огонь.

– Не потревожишь? Не потревожишь? Я предупреждала сына. Но он был молод, он был глуп, он был зол. Он вышел с голыми руками против ваших мечей. Он сражался. Он забрал пищу. А вы ранили его, и он умер. Я похоронила его. Я похоронила его своими собственными руками. А когда похоронила, отправилась в ту берлогу воров и взяла виру, которая мне причиталась. Я оставила ее в качестве предупреждения. Я покончила с вами до тех пор, пока вы снова меня не оскорбите.

– Вы спали. Вы спали, а он пришел сюда и убил вас. Он взял меч моего деда, который ему одолжили для битвы против чудовища, так говорят легенды, но он сказал, что этот меч его подвел. – Халли стоял перед разгневанным призраком, вокруг бушевала сила, и он знал, что умрет, если ошибется с выбором слов. – Этот меч зачарован. Его гейс в том, что он никогда не подводит героя в битве. Хрунтинг не подвел его. Это он нарушил условия. Он ударил сзади, пока вы спали. Это была не битва. И хуже того, он рассказал совсем другую историю.

– Правда, – произнес голос из глубин пещеры.

Халли вздрогнул, но не отвел глаз от женщины, опасаясь, что призрак воспользуется его слабостью. Это был ее сын? Это был сам Грендель?

– Госпожа, – сказал Халли, – с вами поступили несправедливо. Я в это верю. Позвольте мне уйти, и я расскажу другим, что здесь произошло. Я клянусь.

– Один знает, – ответила троллиха. – Один из живущих знает. Остальные мертвы. Убийца умрет. Воры покинули холм. Луга и леса исцелятся. А мой дом вновь принадлежит мне. Можешь отдать дозорного его богам.

Внезапно она будто стала выше и опасней, расплетшиеся волосы развевались на ветру, которого Халли не чувствовал. Он посмотрел на нее и не сдвинулся с места.

– Как мне вас называть? – спросил он. – Как мне вас называть, госпожа, когда я буду говорить со скальдами?

– У меня нет имени, – ответила она голосом, подобным морю. – Теперь я есть все сущее. Возвращайся!

Он был глубоко под водой, в темноте, и поднимался, поднимался к свету, грудь болела от сдерживаемого дыхания, рука мешала…

Хрунтинг пронзил поверхность и засиял в лучах солнца. Отталкиваясь ногами, Халли поплыл к скалам. Выбрался из воды, насквозь мокрый, и лежал на согретых солнцем камнях, пока не отдышался, пока кровь не прилила к сжимавшей меч руке и Халли не осмелился взглянуть на него.

Золотой узел и серебристое стальное лезвие не потускнели.

Халли смотрел на клинок, призраки и тьма метались в его голове, видения… если бы не вещественное доказательство в его ладони, меч с золотым узлом и гейсом… никогда не подводить героя в битве.

Мог ли он сражаться таким оружием? Халли в этом сомневался. И все же оно было в его руке, настоящее и незапятнанное. Должно быть, меч выглядел точно так же тем утром в Хеороте, когда дед одолжил его Беовульфу. Рукоять сверкала, узел словно задавал вопрос.

Почему такой орнамент? И дед – судья, брегон, не воин, – как должны были смотреть на него герои, на человека невеликого, не прославленного в битвах? Жаль, что такой могучий меч лежит в этих руках, должно быть, говорили они. Действительно сокровище, путь к славе для любого героя, которому он достанется. Более того, защита любому королевству, в котором найдется подобный герой, – верное спасение Скьёльдунгов и поражение любому врагу, что отважится им противостоять. Позор, что он принадлежит такому белоручке. Никто не боялся Унферта. Жители Лайре дразнили его в лицо за мягкость, человека, который побеждал словами и действовал решительно, скупца, который служил раздававшему золото лорду, Хродгару Щедрому, Хродгару Кольцедарителю.

Халли моргнул, крепко зажмурился, открыл глаза, чтобы убедиться, что Хрунтинг по-прежнему в его руке.

Как мог такой человек владеть подобным мечом? Дед не был героем. И никогда к этому не стремился. Он стремился быть судьей, советчиком. Вот только Хродгар предпочел советы Эскера, который всегда с ним соглашался.

Почему дед отдал меч чужаку? Дед всегда был глубокомысленным и осмотрительным, он не привык идти на попятную.

Орнамент в виде узла говорил о характере меча.

Халли не мог его развязать. С этим ничего не поделаешь. Насквозь мокрый, Халли поднялся на колени и подумал о более приземленных вещах, вроде сухого, теплого плаща на выступе и кусочке черствого хлеба.

Он поднял глаза на осыпь, которая при свете дня позволяла взобраться на уступ и исполнить данное обещание.

Он сложил маленькую гробницу из небольших камней, которые смог без опаски взять с осыпи. Он оставил Эскеру половину своего хлеба. Долго думал, но все же добавил к погребальным дарам разделочный нож. Другого у них не было, но он получил жизнь, а Эскер желал ему удачи. Для защиты у него есть дедов меч, а может, и дедов призрак – насчет последнего он не имел ни малейшего понятия.