Гарднер Дозуа - Книга Мечей (сборник) [litres с оптимизированной обложкой]

Они могли пасть еще ниже. Он не хотел об этом думать.

Но даже гнев отступил, когда от голода у него начала кружиться голова. Туман сгустился, и он испугался, что сошел с тропы.

Следовало присесть, согреться и подкрепиться хлебом, который дал ему отец. В низинах туман был особенно густым, но дождь прекратился, и, когда после полудня подует ветер с моря, дымка развеется. Он верил, что так и будет, даже если он забрел в ложбину и оказался в излюбленных туманом местах.

Он внимательно проследил за тем, чтобы сесть лицом в ту же сторону, куда шел, а не ошибиться и не развернуться; в таких безлюдных местах могут бродить тролли, которые любят заводить путников в трясины и ямы. Тролли могут походить на деревья, которых вдоль тропы росло немало, или камни, которых здесь лежало с избытком, и разделочный нож от них не защитит, но эти страхи его странным образом не тревожили.

Грендель мертв, напомнил он отцу. Если это не так, вот худшие тролли, которых следует бояться, Грендель и его мать, не выносящие солнца, таящиеся в ночи, и тумане, и темных углах. Но… мертв, сказал он себе. Дед в это верил. Эти двое никогда больше не тревожили Хеорот после возвращения Беовульфа с рукоятью меча, который справился с матерью тролля, когда Хрунтинг потерпел неудачу. Халли слышал, как поют эту историю, как великий герой одержал победу, несмотря на промах Хрунтинга, как Беовульф отшвырнул Хрунтинга в сторону и нашел среди золота другой меч – меч, который ковали йотуны и который расплавился, коснувшись твердого тролльего сердца.

Со дна Грендельсъяра, глубокого озера, великий герой поднял голову Гренделя и рукоять йотунского меча.

Однако в той же самой песне пелось: покидая Хеорот с тяжелым грузом Хродгарова золота, Беовульф послал человека, чтобы вручить деду меч. Послал человека. И послал меч. Словно это было достаточной ценой за утрату сокровища рода Эгглафа.

Можно лишь пожалеть троллей, стариков из камня, земли и воды, древних, как холмы, под которыми они живут. Эти создания подобны йотунам, рождены землей и предпочитают места, где нет людей. Всеотец позволил им жить, если они будут смирно сидеть в своих обиталищах. Великие йотуны, инеистые великаны, – другое дело, но тролли обычно держались наособицу и не причиняли вреда.

Грендель преступил черту и стал угрозой. Он являлся в Хеорот – как и положено троллю, по ночам, – забирался в великий медовый чертог и убивал воинов, которых привлекло Хродгарово золото.

Дед его видел. «Высокий, как дерево, – говорил он, стоя перед очагом. Потом раскидывал руки. – Могучий, как медведь, и с таким же ревом. Таков был его голос. Словно ломающиеся балки. Словно катящиеся булыжники. Никто не понимал его речь, но он произносил слова. У него был скошенный лоб. Спутанные волосы и борода. Он носил куски брони, а в качестве посоха – молодое деревце, узловатое, с веточками. Он был стремительной тенью. Воины кинулись к оружию, а Грендель полез наверх, опрокинул скамьи, повис на главной балке – и исчез в ночи, оставив мертвых. Троих воинов больше никто не видел – они то ли сбежали, то ли были убиты».

Халли просил рассказать эту историю снова и снова. Иногда Грендель был высоким, как дерево, иногда могучим, как медведь – однако насчет троих воинов дед никогда не сомневался.

Пусть тролль – но тролль этой земли. Часть их камней, их почвы, разгневанный людьми Хродгара. Или самим Хродгаром, по причине, о которой песни умалчивали.

Хродгар скверно обошелся с дедом. Не вышвырнул его на улицу, но чести в том чертоге дед больше не знал. Дед сказал Хродгару не выдавать дочь за Ингельда. Хродгар холодно отклонил его совет, предложил мир старому врагу и посеял вражду в собственном доме, приведшую к кровавой междоусобице, какой не знали в легендах. Четыре лорда за год, два – за один час. Хеорот пал.

Халли съел кусок хлеба, выплюнул песчинки – их жернов, и так не лучший, становился день ото дня все хуже, и следовало быть осторожным. Он спрятал буханку под куртку, понимая, что придется экономить. По куску хлеба в день. Больше трех дней у него нет.

Еда и небольшой отдых. Его ногам было тепло. Мир вокруг замер, царила мертвая тишина. Тролли были не страшны при свете дня, даже таком расплывчатом. Он натянул на голову капюшон из барсучьей шкуры, свернулся клубком и немного поспал, отдыхая перед очередным броском… куда? Что он увидит? Озеро, о котором слышал всю жизнь? Окруженное скалами бездонное озеро, где жили тролли?

Он слишком устал и измучился, чтобы думать об этом. Он знал направление, и сейчас ему было тепло под мокрыми шерстяными одеждами и кожаным плащом.

Ничто не шевелилось вокруг, пока ветерок не проник под капюшон и не коснулся его лица.

Солнце пригревало. Свежий ветер шуршал травой, яркий солнечный свет озарял камни. Он поднялся – и увидел впереди, немного в отдалении, холм, прежде скрытый туманом. С этого холма тянулись к синему небу обугленные балки, черные и переломанные.

Хеорот. Проклятое место.

Это действительно был великий чертог, больше дома Райнбьёрда и любых трех деревенских домов, вместе взятых. Он чувствовал себя обязанным подняться туда, хотя бы для того, чтобы сказать, что был там и касался балок, слишком толстых, чтобы прогореть. Эти балки, глубоко вошедшие в холм, и камни очага – вот и все, что уцелело.

Здесь погибла его бабка. Здесь погиб весь род Хродгара, все Скьёльдунги, сыновья Хальвдана.

Он бродил по центру чертога, где воины сражались с Гренделем. Увидел каменный уступ, где было место Хродгара, лорда Хеорота и всех окрестных земель. Увидел проем на месте двери.

Как Грендель проник внутрь? Через двери? Дед говорил, они были заперты изнутри – ведь снаружи рыскал враг. Через дымовые отверстия? Они были слишком малы.

Колдовство? Возможно. Само собой, повсюду были руны и амулеты. Халли замер на том самом месте, где прежде восседал Хродгар, во главе чертога. Вдоль стен, под высокой крышей, раньше стояли скамьи, а на них сидели воины, рассказывали истории, пили и шутили, как все мужчины. Пиршественные блюда шли по кругу в великом чертоге. Вкуснейшая еда, пиры, каких никогда не видывали в Лайре. Здесь собирались сильные и закаленные в битвах мужчины, привлеченные золотом и славой великого лорда; каждую ночь – пир, каждый день – ставки и состязания…

Сильные и закаленные в битвах мужчины, много вооруженных мужчин. Перед такими дрогнула бы даже крепость.

И все они пали беспомощной жертвой Гренделя?

Которому оторвал руку один человек?

На это требуется медвежья сила. На такое способен огромный медведь.

Менял ли Беовульф обличье? Менял ли шкуру, хотя бы на мгновение?

Это бы все объяснило. Даже летним полуднем он ощутил холод, представив такую битву: тролль против оборотня. Беовульф. Пчелиный волк. Медоед. Старый народ, щуплые темные люди, бродившие с места на место и не строившие деревень, никогда не называли медведя по имени. Произнести имя означало позвать его, а они боялись огромных лесных бродяг, ходивших на двух ногах, подобно человеку.