Марина Дяченко - Преемник

Дальше было просто. Эгерт давил и давил, пока глаза его противника не сделались из злорадных отчаянными, а из отчаянных мутными и не закатились под лоб. Сова захрипел, и лицо его покрылось наплывающей со всех сторон тиной.

Некоторое время Солль бессильно сидел на теле своего поверженного противника; потом со стоном поднялся, ухватил Сову за бороду и рывком выдернул его голову на поверхность. Атаман не подавал признаков жизни.

Хромая и со свистом втягивая воздух сквозь стиснутые зубы, Солль добрался до лодки и нашел на дне ее рыбацкую сетку и моток веревки. Вернувшись к Сове, он с натугой перевернул тяжелое тело на бок и связал за спиной толстые, как окорока, безвольные руки.

Потом стянул с плеч рубашку – когда-то белая, она походила теперь на пиратский флаг. Солль методично прополоскал ее в относительно чистом месте, выкрутил и разорвал на полосы.

Сова лежал, и тина вокруг него пропиталась кровью. Эгерт сжал зубы и крепко перевязал атаманову рану; на окровавленной шее Совы болтался шелковый шнурок, и Солль бездумно заглянул в пришитый к нему кожаный мешочек.

Камушек с дырочкой, тусклая монетка и круглая пряжка, кажется, от плаща. Память? Талисман? И это он таскал при себе, как святыню? Святыня – у Совы?!

Порыв ветра сухо зашелестел в камышах; Эгерт вздрогнул, опомнился и только теперь посмотрел на противоположный берег.

Бой был давно закончен; луг и дорога являли собой жутковатое зрелище. Стражники сваливали трупы на чью-то телегу; оставшиеся в живых разбойники сидели поодаль – спина к спине, и рядом, картинно опершись на копье, стоял часовой. Снесенного парома на было видно; некий толстяк – Эгерт издалека узнал лейтенанта Ваора – размахивал руками, указывая на реку, камыши у дальнего берега, Эгерта, Сову…

Атаман зашевелился. Глаза его, снова обретшие осмысленное выражение, обрели вместе с тем и ненависть. Если бы можно было задушить взглядом, то Сова обвил бы его, как удавку, вокруг Соллевой шеи.

– Вставай, – сказал Эгерт одними губами.

Сова обнажил зубы и не шелохнулся. Солль встал, прихватив весло:

– Вставай, падаль! Ну?!

Сова завозился, рывком попытался освободиться, зарычал от боли; с третьей попытки тяжело поднялся, пошатнулся и едва не рухнул снова.

– В лодку, – бросил Солль.

Сова смотрел на устало и мрачно. Во взгляде его не было ни тени смирения – атаман не собирался сдаваться.

Эгерт толкнул его веслом между лопаток – и потом долго смотрел, как связанный Сова пытается влезть в лодку, как сопротивляется неустойчивое суденышко и шумят под ветром камыши.

Наконец Сова тяжело перевалился через борт, покосился на Солля сузившимся глазом и завозился на дне, устраиваясь; Солль вытолкнул лодку на чистую воду и, зашипев от боли, забрался на корму.

Пострадавшая нога его понемногу отекала, становясь толстой и неуклюжей; Эгерт греб, закусив губу, греб медленно и неумело – лодку сносило течением, даже распоряжающийся лейтенант Ваор, того и гляди, скоро скроется из виду… Лейтенант проявлял рвение, отдавая неслышные приказы, желая и не умея помочь своему командиру; представить к капитанству, подумал Эгерт вяло.

Ладони его оказались порезанными – не то о раковину, не то о мясницкий нож; Сова сидел напротив, привалившись спиной к скамейке, и не сводил пристального, сосущего взгляда. Волосы атамана, борода, усы все слилось в одну неопрятную массу, и Эгерту пришел на ум дохлый волк, виденный однажды в каварренском лесу. Свалявшаяся шкура… Мутный глаз… Все, подумал Эгерт. Дело сделано. Что ты теперь скажешь, Ансин, теперь ты будешь…

Во взгляде Совы что-то изменилось. Кажется, расширились зрачки; Эгерт успел ощутить беспокойство и напрячься.

Резко откинувшись назад, Сова ударил Солля ногами.

Лодка заплясала, черпая бортами воду; Эгерт согнулся от боли, и Сова ударил снова – головой. Третий удар мог оказаться для Солля последним – но атаман потерял равновесие и с рычанием выпал за борт.

Суденышко, лишившееся большей части груза, подскочило как поплавок и повернулось почти на целый оборот; там, где ушел под воду связанный Сова, поднимались к поверхности пузыри.

Что ты теперь скажешь, Ансин, отрешенно подумал залитый кровью Эгерт.

…Лохматая борода очень удобна, если хватать за нее утопающего. Эгерт захлебывался и задыхался, плыл, оставаясь на месте – пока чьи-то руки не подхватили его и не подтянули к берегу, где суетился лейтенант Ваор, где глядели во все глаза молодые стражники, где угрюмо отворачивались уцелевшие разбойники и молча лежали на траве пятеро Соллевых бойцов, не доживших до победы…

Утопшего Сову с трудом подняли за ноги четыре человека; из него, как из огромной бочки, извергся целый поток воды, после чего атаман закашлялся и стражники победно закричали.

Эгерт сидел на траве, бессмысленно глядя на красного с черным жучка, украшавшего собой раздавленный лист подорожника. То простое и опасное, что было целью, обернулось теперь победой; пытаясь поудобнее пристроить отекшую ногу, Солль признался себе, что этой удаче предпочел бы смерть. Потому что теперь не за что прятаться – ни перед собой, ни перед судьей Ансином.

И придется смотреть в глаза.

Луар проснулся от шороха и возни за дверью кабинета. «Он там?» явственно спросил чей-то сдавленный шепот; Луар с трудом поднял голову и в задумчивости потер онемевшую щеку. Вчера он заснул за столом, и массивный магический том, послуживший ему подушкой, оставил на лице теплый рубец.

За дверью деканова кабинета ходили и шептались; не вставая с кресла, Луар потянулся к чернильнице на краю стола, задел ее кончиками пальцев и сбросил на пол.

Последовал грохот; в коридоре послышались быстрые удаляющиеся шаги. Луар перегнулся через стол и посмотрел на дело рук своих.

Медная чернильница лежала на боку, и черная лужа вокруг напоминала очертаниями танцующую женщину. Луар даже протер глаза – вскинутые руки, развевающаяся юбка…

Он тяжело поднялся, обошел необъятный стол, выглянул в коридор; ему показалось, что в одной из ниш кто-то прячется. Проверять он, впрочем, не стал. Пусть суетятся…

Он вернулся к упавшей чернильнице. Встал перед ней на колени и медленно, но без усилия втянул черную лужу обратно в медное горлышко, так что пляшущий силуэт на полу потерял очертания и пропал.

Зачем, подумал Луар устало.

Чернильница вскочила обратно на стол; медная крышечка на шарнире со звоном захлопнулась. Луару неизвестно почему сделалось противно.

Чуть приоткрыв темную штору, он долго стоял у окна, подставив лицо горячему летнему солнцу; университет давно был пуст, студенты разбежались на вакации, и только старенький университетский служитель никак не может смириться с тем, что кабинет декана сделался жилищем его внука…