Марина Дяченко - Преемник

…Он открыл глаза.

В кабинете было темно, и за окном лил дождь. На письменном столе оплывала невесть откуда взявшаяся свеча.

В полдень весь город бросил работу, и развлечения, и любовь; недоеденные обеды стыли на столах. Потрясающий слух выгнал на улицу торговцев и белошвеек, студентов и мясников, простолюдинов и аристократов, взрослых, детей и стариков; огромная толпа хлынула по направлению к городским воротам, и чтобы сдержать столпотворение, стражникам не раз и не два пришлось пустить в ход древки копий.

Слух был прост и ошеломляющ: везут Сову!!

Свидетели исторического события знали, что обо всем увиденном они рано или поздно расскажут внукам.

Ворота оказались забиты народом – стража кричала до хрипоты, замахиваясь, а то и охаживая древками чьи-то спины. Толпа, возбужденная и потому не особенно робкая, наконец-то уступила место процессии; Сова сидел на телеге, надменный, как король, которого встречают подданные.

В толпе случилось братание.

Люди вопили и целовались, поздравляли друг друга, бросали в воздух шляпы и обливались слезами облегчения; как-то само собой оказалось, что Сова был чуть не единственным горем большинства горожан и жителей предместья – теперь, говорили они друг другу, теперь-то мы заживем. Теперь все беды позади, эко его, душегуба, и поделом…

Шея Совы была обвязана грязной тряпкой; закованный в цепи, он смотрел по сторонам холодно и высокомерно, и те из горожан, кому выпало несчастье встретиться с ним взглядом, поспешно отводили глаза.

Впереди и позади телеги ехали победители, одолевшие легендарного разбойника и истребившие его шайку; толпа ревела от восторга, а цветочницы бросали в стражников свой товар, не заботясь о потерянном заработке.

На другой телеге везли работу для палача – спутанных сетью разбойников, схваченных живьем. Эти смотрели вниз, и кое-кому из наиболее смелых горожан удалось даже метко запустить в них камнем.

Наконец, замыкал процессию полковник Эгерт Солль. Толпа впала в экстаз.

Даже измученный, даже раненный – а чуть напряженная посадка его выдавала рану, – Солль оставался потрясающе красив. Победа наложила на его благородное лицо некий царственный отблеск – впечатлительные дамочки лишались чувств, те из них, кто был покрепче, отбивали ладони и срывали голоса в приветственных криках. Мужчины бросали вверх шляпы и выкрикивали здравицы, не упуская случая поцеловать на радостях хорошенькую соседку; город исходил благодарностью, и множество младенцев, рожденных в последующие дни, наречено было Эгертами.

Солль в который раз подтвердил свое право называться гениальным военачальником, и многие в тот день вспомнили Осаду. Слава! – летело над головами толпы; слава! – звенели стекла, и гремели барабаны, и рекой лилось вино – как на день Премноголикования, нет, обильнее…

Солль, кричали благодарные горожане. Слава Соллю, слава, слава…

Сова молчал, и рука его теребила кожаный мешочек, висевший на обмотанной тряпками шее.

Три дня город радовался и пьянствовал; на четвертый день к победителю Соллю явился с визитом городской судья.

От лейтенанта Ваора, явившегося с докладом, несло, как из винного погреба; встретившись глазами со старым знакомым Ансином, Эгерт почел за благо притвориться пьяным.

Судья кивнул в ответ на его благодушную улыбку:

– Поздравляю…

Солль потупился, как невеста.

Не говоря больше ни слова, судья положил на стол перед полковником обрывок колодезной цепи.

Несколько минут в комнате висела тишина; Эгерт глядел на цепь, и лицо его понемногу становилось не просто трезвым – угрюмо-трезвым. Не дожидаясь приглашения, судья уселся в кресло для посетителей и сложил руки на животе.

– Опять? – хрипло спросил Солль.

Судья кивнул.

– Когда?

Судья поиграл сплетенными пальцами:

– Да вот как раз сегодня ночью… Девочка. Десять лет.

Эгерт смотрел в стол. Ему казалось, что его грубо выдернули из забытья и ткнули носом в свинцово-тяжелое, холодное, неотвратимое. Что теперь?

– Что теперь? – спросил он глухо.

Судья построил из пальцев некое подобие шатра:

– Теперь, Солль… Теперь показания служителя…

Эгерт подскочил:

– Что?!

Судья бледно улыбнулся:

– Университетского служителя, Эгерт. Не служителя Лаш… Такой смирный старичок, преданный старым стенам… Впрочем, что это я тебе-то рассказываю, – судья взглянул испытующе.

Эгерт вспомнил. Действительно, неприметный старикашка, благоговеющий перед госпожой Торией…

Эгерт закусил губу:

– И что?

Судья вздохнул:

– Старичок явился с доносом… Сын невесть куда пропавшей госпожи Тории поселился в кабинете декана Луаяна, невзирая на его, старичка, протесты… Более того – юноша активно занимается магией, и служитель опасается, что его упражнения вредны и направлены на зло – старик своими ушами слышал гром и видел молнию… И так далее.

– Думаю, – медленно сказал Эгерт, – что парень имеет право на наследство, оставленное его дедом… Что до грома и молнии… Огненные нетопыри не летали? Дракон не появлялся?

Судья усмехнулся. Длинно и пристально посмотрел Соллю в глаза:

– Эгерт… Мои люди допросили поодиночке всех, кого вы взяли… Кроме, пока что, Совы. Но прочих – всех.

Солль почувствовал, как внутри него нарастает страх, железной лапой сжимает горло, оборачивается почти что паникой.

– Ну и что? – вопрос получился резким, Эгерт не хотел идти на конфликт – но дрожь в голосе еще хуже. Он будет владеть собой до конца.

Судья расплел свои пальцы, подался вперед; глаза его глядели с непонятным выражением:

– А то, что все они, вне зависимости друг от друга, одинаково ответили на один вопрос: да, был. Беседовал с атаманом; атаман называл молодого человека «господин Луар» и был с ним вежлив… чтобы не сказать почтителен. Вот эта почтительность их поразила, они запомнили и все как один повторяют… впрочем, неважно. По словам некоторых из них, молодой человек принимал участие в похищениях женщин, грабежах и разбое… Но тут нет такого единодушия в показаниях. Зато все как один твердят: юноша получал от Совы подношения. Или передачи… Некие предметы, какие – Сова хранил в тайне…

Судья помолчал. Потом осторожно коснулся Соллевой руки:

– Ты можешь ходить? Сильно хромаешь? Пошли кого-нибудь. Хочешь – я все сделаю сам… Но это надо сделать, Эгерт.

– Это не он, – сказал Солль одними губами. В боку у него родилась острая, непривычная, незнакомая боль; он скорчился, пытаясь продохнуть. Подумать о другом… Небо, было же что-то хорошее в его жизни, был маленький Луар, веселая Тория… Какие-то кораблики в бочке… Ничего не вспоминается. Все обернулось болью. Алана, маленькая девочка, которую он предал… А Тория…