Марина Дяченко - Преемник

Следовало позавтракать. На тот случай у него припасены были хлеб и копченая куриная нога; развернув тряпицу, в которой они хранились, Луар понял, что не голоден.

Нахмурившись, он долго вспоминал, когда в последний раз испытывал нечто похожее на голод или жажду; не вспомнил, обеспокоился и заставил себя поесть.

Утоление желаний доставляет удовольствие, думал он, вытирая руки о тряпицу. Худо, если желаний нет совсем. Ни тебе чревоугодия, ни тем более сладострастия – ничего не хочется, и даже жажда знаний притупилась. Он ест через силу и через силу читает – скоро придется признать, что и живет-то он через силу, по привычке, стыдясь прошлого и боясь будущего…

В серебряной чаше посреди кабинета стояла вода. Луар задумчиво сунул в нее руку; сколько же труда отняло это Зеркало Вод. Он обошел пять источников с пятью баклажками, он два дня провел в заклинаниях, он успел десять раз отчаяться и взять себя в руки, прежде чем поверхность воды потемнела и на ней проступили тени…

И тогда он что есть силы ударил по воде ладонью. Теперь чаша стоит бесполезная, и поверхность ее слепа…

Луар в задумчивости подобрал с пола упавший белый листок и смастерил кораблик. Края бумаги должны идеально совпадать – иначе суденышко получится кривобокое… Ох, как ругала его когда-то мать – бумага служит не для того, зачем ты испортил целый лист, больше никогда так не делай…

Почему он все-таки разбил свое Зеркало? Страшно, или стыдно, или не на что смотреть?

Небо, как он хочет увидеть мать. И Танталь. И сестру. Ведь хочет же, истово хочет – почему разбил?!

Магические книги смотрели на него строгими внимательными корешками. Щерилось чучело крысы, закованное в цепи; весь кабинет глядел испытующе, как судья или экзаменатор.

Нечего пялиться, сказал Луар. Я думал, что магия поможет мне – фитюлюшки, как говаривала моя старая нянька. Фитюлюшки, зря надеялся, из меня такой же маг, как из этой крысы… То есть, конечно, зарабатывать на ярмарках я мог бы – запихнуть в чернильницу расплескавшиеся чернила… Изготовить зеркало в обыкновенной чашке, а потом маяться и мучиться, заранее боясь того, что оно мне покажет…

Ублюдок, укоризненно сказала крыса. Тебя не должно было быть… Ты занял место их сына – сына Эгерта и Тории, это был бы добрый мальчик, приносящий счастье… Ты выжил его с этого света, ты убил его тем только, что родился… На тебе печать, лапушка. Потому Танталь тебя прокляла. Потому даже твоя мать отреклась от тебя – а как ей поступать с убийцей собственного законного сына?! А Фагирра в земле. Фагирру так и похоронили – с клещами… И такие же клещи готовят тебе. Доберутся до тебя, лапушка, и правильно ведь доберутся, тот самый добрый дядя, что мастерил тебе кораблики, что носил тебя на плечах и учил владеть шпагой, и ты еще звал его «папа»…

Луар медленно вытянул руку.

Пальцы его напряглись и задрожали; из кончиков их вырвался белый летучий огонь и хлестанул крысу по ощерившейся морде.

Кабинетом прошелся ветер; где-то хлопнул ставень, звонко разбилось стекло, завыл чей-то пес. Чучело – или Луару показалось – сверкнуло глазами в немыслимой злобе; сразу после этого цепи со звоном упали, но и чучело повалилось тоже, обернувшись просто пустой истлевшей шкуркой.

Луар осел на пол; руки его дрожали. Он совершил нечто большое и страшное – и совершенно зря, ведь не крыса разговаривала с ним, ох, не крыса, он сам наконец-то сказал себе правду… большую часть правды. Кто знает, сколько лет простояло здесь это дохлое животное, а он убил его снова, теперь уже навсегда…

Шкурка потрескивала, сворачиваясь, как в огне; через несколько минут среди цепей лежала только щепотка пепла. За окном быстрее, чем следовало, собиралась гроза.

Ты силен, с уважением сказал Фагирра.

Я слаб, подумал Луар. Я жалок. Мне нигде нет места…

За окном бледно полыхнула молния. Гром ударил глухо и с опозданием – будто неповоротливый хозяин гоняет на кухне таракана, и деревянный башмак его бьет в то место, где усатая тварь была секунду назад…

«Нет места в этом мире, но, может быть…» По стеклу забарабанил дождь, тут же обернувшийся ливнем.

Как, почему ты не хочешь быть магом, удивился Фагирра.

Луар подошел к окну и оттянул в сторону занавеску; мир по ту сторону стекла утопал в серой мути. Самое время подсесть к огоньку, прижаться к теплому отцовскому боку и послушать историю о славных подвигах, о боях и походах, о разящем оружии и поверженных врагах…

Но-но, ублюдок, сказал призрак крысы. К чему эти сантименты… Дождевая вода размывает глину, где-то на склоне оврага обнажаются кости егеря, загрызенного волками в позапрошлом году…

Рука Луара нащупала на груди медальон.

Молния вспыхнула одновременно с ударом грома, и Луар разглядел на небе голубую сетку вен; в свете следующей вспышки он увидел Амулет на своей ладони – он был изъеден ржавчиной почти полностью.

Следующую молнию он увидел уже через прорезь. Гром оглушил его, как дубина.

…Человек сидел за клавесином; руки его неподвижно лежали на клавишах, и мелодия звучала сама собой. Старинная пастушья песенка, исполняемая с торжественностью гимна.

– Уймись, – сказал человек с кривой улыбкой. – И оставь меня в покое.

Один глаз его был живой и смотрел с мрачной насмешкой; другой, мертвый и неподвижный, казался осколком стекла. Мелодия смолкла; теперь сидящий просто стучал по клавишам длинным сухим пальцем, и звук получался нудный, немузыкальный и однообразный.

– Спроси его, – пробормотал человек, рассеянно наклонив голову к плечу. – Он должен знать… У него большое преимущество – он жив… Хотя это как расценивать… М-м-м… Рано или поздно… А я уже успел, – и он ударил по клавишам, извлекая полный диссонансов аккорд.

– Вы кто? – спросил Луар и не услышал себя. Человек за клавесином пожал плечами:

– Зачем они извратили его имя… И дали его тебе. Перевертыш… он вдруг захлопнул крышку и навалился на нее локтями. Луар отшатнулся – так пристально смотрел единственный зрячий глаз.

– Не обижайся… – незнакомец вздохнул. – Но если ворону вывалять в муке – она все равно не станет лебедем, верно?

– Да, – сказал Луар. Незнакомец вдруг усмехнулся:

– Разве небо покрыто кожей? Голубой кожей? И кровь и сукровица? И пылающие книги? Я знаю, ради чего… Но и он ушел. Да, – и незнакомец печально покивал.

– Я пойду, – шепотом сказал Луар.

– Да кто ж тебя держит, – рассеянно пробормотал незнакомец, снова открывая крышку клавесина.

За спиной у него оказалось огромное, до потолка, зеркало; в зеркале отражался печальный черноволосый мужчина с больными, почти собачьими глазами. Предыдущий Прорицатель, Орвин…

– Свечи только зажги, – сказал человек за клавесином. Пастушья песенка грянула снова – надсадно, как похоронный марш.