Марина Дяченко - Преемник

Палач закончил приготовления и встал за спинкой кресла, ожидая распоряжений. Мысли Эгерта оказались непривычно тяжелыми и вязкими – он никак не мог придумать вопрос. Впрочем, так вот сидеть и молчать – тоже разновидность пытки…

Сова чуть пошевелился и сдавленно вздохнул. Ребра его поднялись и опали; поперек груди тянулся старый сизый шрам, внизу живота курчавились нетронутые палачом волосы, и небывалых размеров мужское достоинство безвольно свешивалось набок.

Эгерт отвел взгляд – но Сова успел перехватить его, и к своему удивлению Солль заметил на дне атамановых глаз искорку самодовольства. Палач переступил с ноги на ногу.

Сова смотрел теперь прямо Эгерту в лицо; это не был взгляд жертвы. Атаман смотрел бы точно так же, глядя из удобного кресла на привязанного к топчану Солля. Эгерт снова удивился – Сове можно было отказать в чем угодно, но только не в мужестве.

Клещи в жаровне приобрели малиновый оттенок. Солль представил себе запах горелой плоти и болезненно поморщился; Сова расценил это как проявление слабости, и во взгляде его снова проскользнула тень удовлетворения. Эгерт разозлился.

Не так давно они сидели рядом – самец-убийца и мальчик, которому Солль когда-то дал имя. Они говорили – о чем? Луар принимал из этих рук нечто – что именно? «Господин Луар»… «Вежливо, чтобы не сказать – почтительно…» Почтительный Сова? Кланяющийся кому – Луару?!

– Вот что, – голос его звучал холодно и ровно, как он того и хотел. – Вот что, Ишта…

Палач шагнул вперед, приготовившись исполнять приказ. Эгерт дернул уголком рта:

– Отдохни, Ишта. Постой за дверью, дабы мне не мешали. Никто. Ты понял?

Палач смутился; очевидно, распоряжение полковника полностью шло вразрез с приказаниями, полученными от судьи.

Солль нахмурился; некоторое время они с Иштой смотрели друг на друга, и палач решал, стоит ли возражать. Прошла почти минута, прежде чем он отказался от такой попытки, поклонился, с сожалением глянул на жаровню – и бесшумно скрылся за низкой дверью.

Эгерт проследил, плотно ли закрыта железная створка; вернулся, прошелся вокруг треноги, стараясь не глядеть на Сову. Сейчас тот снова убедился в его, Солля, уязвимости: полковник желает знать – и не хочет, чтобы знали другие. Тайна, известная Сове, была теперь единственным оружием атамана – и этому оружию противостояли малиновые клещи, полученные Соллем в наследство от палача…

Солль круто повернулся. Взгляд его встретился со взглядом Совы, и разбойник, кажется, на секунду смутился.

– Правда ли, что ты служил Лаш? – уронил Солль негромко.

Сова через силу ухмыльнулся. Эгерт, впрочем, и не ждал от него легких ответов.

– Твое время не безгранично, – заметил он, разглядывая приготовленные палачом приспособления. – Твоя смерть может быть легкой… Предел мечтаний. Легкая смерть. Будешь говорить?

– Буду, – сказал Сова неожиданно. Голос его осип, но звучал вполне внятно. – Ты, полковник… еще упрашивать меня будешь: замолчи, мол. Я-то скажу, а ты вот… не боишься?

Эгерт с трудом сдержал желание ударить лежащего. Прошелся, слушая собственные шаги; уселся на подлокотник кресла:

– Я вот не боюсь, Сова. Пуганый я. О себе думай.

– Обо мне уже подумали, – атаман громко сглотнул. – Мне все одно… Да вот только… – он замолчал, глядя на Эгерта с нескрываемой издевкой, явно ожидая вопроса.

– Не «все одно», – Эгерт снова встал. Подошел к жаровне, потрогал пальцем рукоять клещей, отдернул руку. – Не «все одно», Сова… Я ведь на части тебя порежу. Все, что висит, повырву с корнем… И язык тоже. И не будет «только» – одно мясо бессловесное, подавишься своим «только»…

Сова часто задышал:

– Запаришься… Грязи побоишься, полковник. Измараешься по уши… Хотя… – он хрипло хохотнул, – и так ты получаешься в дерьме, полковник… Как я.

Солль мысленно выругал себя за недостойную уязвимость. Слова Совы не должны волновать его – а вот донимают, жгут, будто он, Эгерт – пытаемый…

Он отыскал среди палачова имущества кожаные рукавицы – засаленные, неоднократно бывавшие в деле; при мысли, что придется сунуть в них руки, его жестоко передернуло.

– Говори, падаль, – он шептал, не разжимая стиснутых зубов. – Говори, служил в Ордене?

– Так и ты ж собирался служить, – Сова усмехнулся. – Я тебя сопляком помню… Господин тобой как чуркой игрался. А мог бы и плащом одарить – так побоялся ты, полковник, обгадился, сбег… Ничего-о… – и атаман многозначительно прищурился.

Солль потратил несколько секунд на то, чтобы успокоить дыхание. Кровь бешено стучала в ушах – небо, где же все его хладнокровие?! Зачем он тянул эту падаль со дна, что он хотел услышать?!

– Ничего-о, – протянул он в тон Сове. – Что с хозяином случилось, помнишь? Только ты, дружок, так легко не отделаешься. Говори!..

Уже придуманный было вопрос не уместился у него на языке, не пожелал быть высказанным вслух; он сверлил Сову взглядом, надеясь, что тот сам по себе выболтает нечто, интересующее допросчика.

Сова прекрасно понял, о чем его хотят спросить. Эгерт похолодел при виде атамановой улыбки; Сова аккуратно облизал губы:

– Что?

Издевается, подумал Эгерт, и ухватился рукавицами за рукоятки клещей. Вот оно, дожили – полковник Солль как заплечных дел мастер… А клещи уже были. Только там были отточенные, как шило, длинные ручки – Фагирра напоролся, острия вышли из спины… Удивительно, это какая должна быть сила, чтобы пробить насквозь… Неужели…

– Говори, скотина, – голос Эгерта казался ему чужим, но тем не менее вполне внятным и вполне спокойным голосом. Клещи в руках не дрожали; их малиновый клюв дымился.

Мышцы связанного Совы сами собой напряглись – но на лице не было страха.

– Что? – снова спросил не без ерничества. – Что говорить-то, полковник, ты спроси-ка!

Теперь Солль смотрел на Сову из-за малинового клюва клещей; такой ракурс придал ему уверенности:

– Про мальчишку. Все. Когда, зачем, о чем…

– Про какого мальчишку? – глаза Совы насмехались. – Имечко пожалте, полковник, мальчишек много было для разных надобностей… – он ухмыльнулся так отвратительно, что Эгерта чуть не стошнило.

– Луар Солль его имя, – выдавил он, с ненавистью глядя в желтые с ободком глаза. – И если ты соврешь, падаль…

Сова захохотал.

Он смеялся, запрокинув голову и ударяясь затылком о топчан; Эгерт стоял над ним, сжимая в руках клещи, хватая спертый воздух ртом.

Сова отсмеялся. Прищурился, заглядывая Эгерту чуть не в самую душу:

– Да, полковник… Лучше бы тебе… Лучше заплатил бы мне… за молчание… Потому что мальчишка этот… – он лукаво прищурился, выдерживая почти театральную паузу. Солль удерживал ставшие вдруг непомерно тяжелыми клещи и с ужасом ощущал мутную волну, зарождающуюся на дне его сознания.