Марина Дяченко - Авантюрист

– Ты не нашла ее?!

– Ретано…

Не говоря ни слова, я взял ее за локоть и втолкнул в общую комнату, в сопящее сонное царство. Потом вернулся, поднял за шиворот безвольное тело князька и стянул по лестнице вниз; головорезы валялись кто где, и я с трудом поборол желание вытащить их во двор и раскидать по сугробам. Чтобы утром трактирщик смог оплакать естественную и безболезненную кончину славных воинов во главе с князем…

Я огляделся, поудобнее перехватил безжизненное тело, выволок сиятельного во двор. Ночь встретила меня ледяным ветром; во всяком случае, в теплом хлеву молокососу не грозит превратиться в сосульку. Навоз защитит от холода лучше любой перины.

Я оставил его связанным, с кляпом во рту, в молчаливом обществе скотины. Вымыл руки снегом, в сенях тщательно отряхнулся, чтобы не наследить; потом, вооружившись канделябром, обшарил весь обеденный зал, щель за щелью.

Уродливой серебряной булавки, подарка моего прадедушки Дамира, не было нигде. Как жаба языком слизала.

Здравый смысл требовал, чтобы мы убрались со двора как можно раньше. Бариан торопился; каково же было его удивление, когда я сказал ему, что никуда не поеду. Что он с труппой может идти на все четыре стороны – а я, и со мной жена и Танталь, не сдвинемся отсюда ни на шаг. Пока не отыщем одну потерянную, но очень ценную вещь.

Предводитель комедиантов решил, что я сошел с ума. Динка натихую радовалась, что, возможно, подоспел случай избавиться от конкурентки-Танталь; Муха удивленно пожимал плечами, а злодей-Фантин по-телячьи хлопал ресницами. Ни зубовный скрежет, ни яростные взгляды, ни даже прямые упреки не заставили меня изменить решение, Алана удивлялась, но молчала. Танталь кусала губы, зная за собой вину.

Тем временем проспавшиеся головорезы обнаружили, что юный повелитель их канул, будто в снег, и пришли в замешательство; растерянность готова была смениться злостью, когда нашлись свидетели, видевшие, как среди ночи его сиятельство князь вышли во двор и вскочили в седло, и даже ворот отпирать не стали – так, через занесенную снегом ограду, и сиганули. Метель благополучно занесла все следы; головорезы чесали в затылках и на всякий случай обыскивали дом. Танталь нервничала, изредка бросая на меня вопросительные взгляды; вероятно, ей хотелось бы знать, не задушил ли я сиятельного молокососа и не закопал ли в сугробе. Прочие ничего не знали о ночном происшествии – однако обстановка складывалась такая, что Бариан, не глядя на меня, велел Мухе выводить из конюшни лошадей.

По счастью, в своих поисках головорезы не догадались обшарить хлев; я искренне надеялся, что властительный подросток жив и не захлебнулся в нечистотах. Другое дело, что работник, глядевший за скотиной, в любую секунду мог обнаружить пленника, и трудно предположить, чем бы такая находка обернулось.

Наконец, ко всеобщей радости, головорезы вскочили на коней и надолго или нет, но избавили постоялый двор от своего присутствия. Хозяин вздохнул с облегчением; я понимал, что успокоился он преждевременно, и потому не стал тратить ни секунды.

Как только за беспокойными гостями закрылись ворота, я явился к хозяину и официальным голосом потребовал собрать в обеденном зале всех слуг и служанок, находившихся там во время представления, а также сразу после него. Хозяин поначалу удивился, отчего это комедиант смеет говорить с ним в приказном тоне; я поиграл желваками и ненароком показал прикрытую плащом шпагу. Хозяин задумался; я навис над ним, подобно скале – благо, бедняга был на голову ниже меня – и сообщил как мог вкрадчиво:

– Вы обознались, милейший. Я вовсе не комедиант. Этот довод решил дело в мою пользу, хозяин насупился и кликнул прислугу. Оказывается, в обеденном зале прибирались трое – вертлявая девчонка в кокетливом переднике, толстуха с глупым лицом и еще одна, висло-носая и унылая, навеки засидевшаяся в девках дурнушка.

– В чем дело, господин? – спросил хозяин, грозно зыркая на подчиненных. – Вы обнаружили пропажу? Кто-нибудь что-нибудь украл?

– Здесь был один предмет, – я пристально разглядывал обращенные ко мне лица трех женщин, – Серебряная вещь, доставшаяся мне от благородного прадеда… Возможно, она упала на пол. Возможно, кто-то из вас подобрал ее и, не зная, кому она принадлежит, взял себе… Я не держу зла. Я только настоятельно попрошу вернуть ее. Цены в ней немного, но для меня это – память о предке.

Хозяин хмыкнул и почесал бороду. Толстуха пожала плечом, вислоносая тяжко вздохнула, девчонка с откровенной скукой смотрела в потолок.

– Так ведь, – осторожно начал хозяин, – господин хороший, тут вчера такое было… Кто-то из этих… из благородных господ гостей мог унести. Спьяну-то, да не разобрав… А коли нет – так веником смели, столько хламу здесь было, смели и в кучу… Может, в мусорной яме поищите?

Если в вопросе и была издевка – то глубоко припрятанная; я подумал с ужасом, что трактирщик, возможно, прав. Неужели придется разгребать помойку?!

А вот заставлю Танталь, решил я в приступе раздражения. Тоже мне… великая актриса.Раздражение тут же ушло, сменившись угрызениями совести; я почесал подбородок, поочередно заглядывая в глаза всем троим:

– Итак, барышни? Вещь заметная, просто так не пропала бы, большая, серебряная…

– Вы же говорили, что цены в ней мало, – фыркнула девчонка. – Теперь оказывается, что она большая…

– А я еще доплачу, – сказал я мягко. – Кто вернет мне – доплачу золотыми монетами… Вспомните, а?

Толстуха снова пожала плечом. Вислоносая хлопнула глазами:

– Хозяин… Работа-то стоит… потом с нас же спросите…

Трактирщик нахмурился:

– Господин, э-э-э… Никто, стало быть, не видел и не знает. Может, гости унесли, может, в щелку провалилась… Поискали бы… мы плутовок не держим, у нас все честно, никто из гостей не жаловался… так что извиняйте, благородный господин.

И повелительным жестом отправил служанок по рабочим местам.

Я поднял глаза; сверху, с лестницы, за дознанием наблюдала бледная, подавленная Танталь.

Время не стояло; дело шло к конфликту – Бариан не мог больше ждать, в то время как я не собирался трогаться с места, пока не найдется подарок Дамира. Надо сказать, с каждым часом надежд на это оставалось меньше и меньше; в хлеву возился и мычал сквозь кляп, не привыкший к такому обращению князек. Танталь маялась, а Бариан, уже не скрываясь, тянул ее с собой, и я его вполне понимал.

– Поезжай, – сказал я, когда краснощекий с мороза Муха доложил, что «можно ехать», – За Алану не беспокойся. Я ее муж.

Танталь молчала. На щеках се лежали неровные красные пятна.

Неизвестно, чем бы закончилось дело – если бы в эту самую минуту хозяин не решил провести ревизию… нет, не в хлеву. В блестящем после уборки обеденном зале. Случилось так, что, проведя пальцем по одному из столов, он вляпался в неотмытый слой жира; мы с Танталь стояли на лестничной площадке и оба вздрогнули от пронзительного крика: