Марина Дяченко - Авантюрист

– Все спокойно! – сдавленно выкрикнул Колвин. – Продолжайте нести службу… Ждите команды!

Я уже стоял. Голова кружилась – но не сладко, как вечером, а обморочно, муторно, вот-вот упаду…

Неужели эта царапина…

В темноте, залившей мои глаза, я успел разглядеть прищуренные глаза Ллариса.

Чернильница на широком столе.

Густые чернила… Я плодовый жучок… Я тону в черноте… Сверху опускается крышка… Я насекомое, я тону в чернилах…

– Ах, так?!

Мрак перед моими глазами лопнул, будто пленка на воде. Я стоял на коленях, опираясь на меч, как на посох. Танталь держала Ллариса за волосы, рука ее тряслась, и потому кинжал у бледного горла то и дело ранил кожу.

– Заклинать, тварь?!

Я тряхнул головой. «Никогда не имей дела с магами»… С полумагами, разумеется, тоже.

– Танталь, посмотри… – удивленно сказала Алана. Она стояла над раскрытым сундучком, и на ладони у нее лежало круглое зеркальце в медной оправе.

Мы бежали. Мы снова бежали; я сидел на козлах и молил Небо, чтобы не сломалась ось и выдержали колеса. Я не верил клятве, данной сквозь зубы – хотя близнецы и поклялись своей Перчаткой.

Они клялись не преследовать нас. Колвин – тот и правда не выслал бы погоню, но вот Лларис…

– Н-но! Пош-шли!

Мы не стали нанимать нового кучера. Теперь нам ни к чему были лишние люди и лишние расходы; кроме того, ни один кучер не станет так погонять.

– Н-но! Впер-ред!

В наследство от деда близнецы получили, в числе прочего, зрячее зеркало. В семье ходила легенда, что именно с его помощью дед вызывал на первое свидание бабку, свою будущую жену, предполагалось, что в руках мага эта вещь может видеть на большие расстояния и передавать весточки нужным людям. Близнецы пользоваться зеркалом не умели; Танталь конфисковала его и, как я думал, зря. Теперь мне чаще приходилось оглядываться – не пылит ли нам вслед погоня?

Заложницу-перчатку мы оставили, как и было договорено, на перекрестке. Попросту надели на сучок – и семипалая ладонь, казалось, приветственно махала нам вслед; мы свою часть договора выполнили. Выполнят ли близнецы?

– Н-но!..

Танталь верила, что с помощью нашего магического трофея ей удастся передать весточку Эгерту Соллю. Я знал, что и теперь, трясясь в карете, она пытается разглядеть в медной рамке лицо полковника. И отчасти достигает успеха: се собственное отражение действительно уплывает в сторону, от этого зрелища делается муторно и желудок поднимается к горлу – но на том дело и кончается, зеркало глядит серым бельмом, и Танталь, обессиленная и злая, откидывается на кожаные подушки.

К полудню я сбавил темп – лошади нужны были нам живыми, а не загнанными. Весенний день длился непривычно долго; когда солнце склонилось к западу, тревога наконец-то отпустила. Близнецы решили на этот раз соблюсти клятву – за нами никто не гнался.

Мы расспросили встречного путника о ближайшей гостинице. Он обнадежил нас, показав узловатым пальцем куда-то вдаль.

– Сменить тебя? – спросила Танталь.

Я хотел было отказаться – когда выяснилось, что раненная рука моя вопит от боли, а здоровая не в состоянии справиться с вожжами.

Усталые лошади едва переставляли ноги; я забрался в карету, лег, стараясь не беспокоить раненую руку. Боль не даст мне уснуть. Ноги скоро затекут; может быть, выставить их в окно?..

– Ф-фу… – негромко вздохнула Алана, примостившаяся на сидений напротив. И убрала со лба влажную прядь волос, я увидел, что у нее на коленях лежит все то же круглое зеркало.

– Морочишься? Она кивнула.

– И не выйдет… Зря мы… За этот «магический предмет» и трех грошей не дадут… в лавке старьевщика.

Алана пожала плечами: кто, мол, знает. Три гроша-то, может, и дадут…

– Ты спрашивала этих… братцев… не могли бы они снять Приговор? А если бы они соврали, что могут?

– Видно же, когда врут, – вздохнула моя жена, подправляя занавеску. – И потом… я так спросила, для очистки совести. С самого начала было ясно, что…

Она снова пожала плечами. Да, будь братья настоящими магами – мы не ушли бы из замка так просто.

– Дай…

Алана послушно отдала зеркало. Из медной рамы на меня глянул небритый, серый лицом разбойник с недобрым взглядом колючих глаз. Да-а, трактирщик не обрадуется, когда я спрошу его о ночлеге…

– Танталь никогда не забудет, – грустно сказала Алана. – Того, что было. У нее… ты знаешь… она ведь изменила Луару, она таскает на себе вечную вину… Она, мол, такая-сякая…

Да. Чего-то подобного я ожидал.

– Знаешь… Я не верю, что она изменила просто так. Должно быть что-то…

– Любовь? – Алана улыбнулась улыбкой мудрого скептика. Как бы желая добавить: мальчик, что ты знаешь о любви?

Я сдержал смех, чтобы она не обиделась.

Мы с Аланой сладко сопели, свернувшись под одним одеялом; даже во сне жена боялась пошевельнуться, чтобы не задеть мою раненую руку. Вдоволь наплававшись по поверхности сновидения, я наконец-то нырнул вглубь – внезапный стук разбудил меня болезненно, резко, будто впивающаяся в тело веревка.

– Р-рогатая… судьба…

Я поискал глазами шпагу. Алана уже сидела в постели-в канделябром наперевес.

– Меня не пришиби, – пробормотал я, выбираясь из гущи одеял.

Ну, ночной пришелец, кто бы ты ни был… Я отодвинул засов и рывком распахнул дверь.

– Я видела Эгерта, – сказала Танталь.

Она была полностью одета; в одной ее руке вздрагивала оплывшая свеча, в другой она сжимала трофейное зеркальце.

– Я видела его… он… Я думаю, он меня услышал.

Весна слишком уж торопилась. Она была поспешна, как молодой любовник, она была суетлива; листья выстреливали из почек, трава лезла так неистово, как будто бы снизу, из влажного царства корней, ее гнали хлыстом. Неподобающее для этого времени тепло разбудило всех жужжащих и ползающих тварей; в полдень лошади принимались нервно крутить головами и дергать шкурой на спине. Кучер невнятно напевал под нос – потому что теперь у нас был кучер, и мы не бежали сломя голову. Мы путешествовали, как приличные господа, и во время пути можно было дремать на кожаных подушках, глядеть в окно или светски беседовать. Беседовать было не о чем.

Облей муху медом и посыпь мукой – она, если не сдохнет немедленно, то поползет с той же скоростью, с какой продвигаемся теперь мы. Там мост смыло весенним паводком – приходится делать крюк длиной в три дня. Там захромала лошадь, там сломалась ось, там оползень, там дорогу неверно указали, заставив нас плутать пес знает сколько времени; одно счастье – все пока мы были относительно здоровы, и даже моя раненая рука не загноилась, как я одно время боялся, а зажила.

Кучер напевал, радуясь заработку; кучер искренне считал, что путешествие проходит лучше некуда. Мелкие неприятности – так ведь путь далекий, как без этого, все бывает…