Марина Дяченко - Авантюрист

Размалеванные повозки – яркая фишка в груде игральных костей. Странно, что князек, столь рьяно помышляющий о мести, не поймал Бариана до сих пор.

– Ешьте, – сказал я Алане и Танталь. – И пореже по-глядывайте в их сторону. Они ищут комедиантов – а в настоящий момент мы не имеем отношения ни к каким…

– А почему они ищут комедиантов? – перебила Алана. – Что за новые тайны, пес подери, я хочу знать, отчего у вас такие вытянутые рожи!

Я затылком поймал несколько любопытных взглядов. Нельзя все время отворачиваться – надо показать им хоть щеку, если человек упорно прячет лицо – что-то в ним нечисто, а ведь, казалось бы, приличный господин, никакой не комедиант…

В этот самый момент в общем галдеже прорезался тоненький взволнованный голос. Я разом осознал всю справедливость поговорки «навострил уши» – еще секунда, и уши мои, казалось, встретятся на макушке.

Подросток – поваренок, или служка, или кем он там был – выдавал совершенно достоверные, с его точки зрения, сведения. Комедианты дважды сыграли свое представление на весенней ярмарке, а потом мальчишка своими глазами видел повозки на большой дороге – комедианты направлялись к югу, в город, это было вчера, стало быть, сегодняшнюю ночь они ночуют в том трактире, что на большом распутье, там клопы и горелое мясо, а от хозяйской дочки разит так, что…

Мальчишку прервали. Взяли за шиворот, чтобы напугать, и показали монетку, чтобы поощрить. Мальчишка заткнулся, тем временем прочие поставщики сведений, чьи шансы заработать денежку резко сократились, одновременно загалдели: про то, что играли на ярмарке, каждая собака знает, а ехали не по большой дороге, а по малой, и не к югу, а к реке, к перевозу, задумали, видно, по ярмаркам…

– Бариан собирался в город, – Танталь с отвращением разглядывала содержимое своей тарелки. Мальчишка-доносчик снова обрел дар речи:

– Песьей кишкой клянусь, я слышал, они болтали, что в город…

Кому-то отвесили звонкий подзатыльник.

– Что расселись! – рявкнул князек на своих головорезов. – А ну по коням!

Головорезы зароптали. Они успели угнездиться за столами, заказать еды и выпивки – весь день в седле, ни маковой росинки, задницы поотбиты, морды шелушатся, позволь, сиятельство, хоть по кружечке…

Я осторожно повернул голову.

На князька наседали с трех сторон – подносили вертел с лоснящимся от жира мясом, предлагали пригубить вина, доказывали, что до «того вшивого трактира» рукой подать, хозяин гостиницы старался больше всех – очевидно, алчность была в его душе сильнее страха перед необузданной вооруженной оравой…

Подростка – а это был щекастый паренек в съехавшем на ухо поварском колпаке – оттеснили. Тщетно пытаясь пробиться на глаза князю, он возмущенно вопил об обещанных деньгах – до тех самых пор, пока не получил от кого-то зуботычину. Мне не было его жаль.

Танталь мужественно жевала кусок сыра. Прожевав, протянула под столом руку и коснулась моего колена. Фривольный жест.

– Что? – спросил я через силу. Танталь прикрыла глаза:

– Они успеют… повозки пусть бросят. Пусть бегут… Я не хочу, Ретано, чтобы из-за нас… ну, ты понимаешь.

– А я не понимаю, – зло бросила Алана. Танталь отхлебнула из своей кружки. Закашлялась.

– Я чуть не утопил его в навозе, – признался я нехотя. – В хлеву. Князя. Жаль, надо было утопить…

– А-а-а, – сказала Алана чуть погодя.

– Не бойся, – пробормотала Танталь.

– А я и не боюсь, – Алана пожала плечами.

– Сейчас мы поднимемся наверх, – Танталь разглядывала скатерть. – А ты, Ретано…

– Я вас не оставлю.

Бывшая актриса подняла на меня глаза.

Хороший был взгляд.

Красноречивый.

Кучеру я велел приглядывать за дамами – не ровен час кто обидит – и держать язык за зубами. Парень широко раскрыл глаза; у него были свои представления о том, куда и зачем меня понесла нелегкая. Он даже попытался понимающе улыбнуться; я дал ему монету и не стал разубеждать. Не до того.

Дорога была скверная, но ехать шагом не было никакой возможности. УЖ лучше просто сесть на обочину и дожидаться головорезов; зато я, по крайней мере, не мог заблудиться. Большая дорога вела на юг – а на первом же перекрестке должен был встретить меня «тот клоповник»…

Лгал ли хозяин гостиницы, очерняя конкурента, или финансы Бариана, по обыкновению скудные, не позволяют ему выбрать пристанище получше?

Я спешил. Танталь была права – Бариана надлежало предупредить кроме того, следовало сделать еще кое-что, и об этом я не сказал ей ни слова.

Не хотелось огорчать.

Сколько времени потребуется комедиантам, чтобы бросить трудом нажитое барахло и разбежаться кто куда? И согласится ли Бариан так сразу, без оглядки, из предводителя труппы сделаться бродягой, беглецом, попрошайкой?

А тем временем вовсе не Бариан нужен князю и его свите. Станут ли преследовать жалких комедиантов, если на дороге обнаружусь я? Благо Алана и Танталь теперь выведены из-под удара, и меня ничто не сдерживает, я буду биться только за себя, но, самая р-рогатая из всех судеб, я умею хорошо биться…

…И опять, выходит, я во всем виноват. Одно из двух – либо надо было спокойно смотреть, как этот мерзавец зажимает в углу Танталь, либо, если первое не подходит – покончить с сопляком в тот же вечер, ведь у меня, пес р-раздери, была такая возможность…

Из темноты вынырнули ворота, перегораживающие проезд. Я рывком натянул поводья; бедное животное, привыкшее к спокойному бегу в упряжке, выкрикнуло в мой адрес невнятное лошадиное проклятие. Я не слышал – на перекладине ворот грузным мешком висел-Говорят, что сборщик налогов, с которого взыскали добытую мною сумму, был тучен и тяжел. Ветер ударил в лицо.

Наваждение сгинуло; дорога была свободна, никаких ворот здесь не стояло и не могло стоять, это моя фантазия, разыгравшись, подсунула картину, свидетелем которой я никогда не был…

Смеялся ли Судья тогда, в камере? Вряд ли. Его нельзя упрекнуть в злорадстве. Если сейчас, на темной дороге, мне и померещилось «хе-хе-хе» в завываниях ветра-то причиной, скорее всего, навязший в зубах образ некоего хихикающего злобного мага…

Я подстегнул лошадь. Где-то далеко за моей спиной головорезы, азартно поплевывая, залезали в седла; сопливый князь не допустит промедления. Промочили горло – время делу, благо дичь, за которой так долго охотились, совсем близко…

Лай собак. Запах дыма; через минуту из темноты выступило большое приземистое строение, и в мутном свете окон я сразу же – поверх ворот – разглядел две комедиантские повозки, стоящие во дворе. И слабая надежда, что жадный поваренок ошибся, испустила дух.

– Эй, хозяин!

Молоток, казалось, вот-вот разнесет трухлявые створки. И целую вечность никто не открывал – не то в доме оглохли, не то охромели, не то вообще не желают видеть гостей…