Марина Дяченко - Авантюрист

– Не этот, – разочарованно пробормотал князек, заглядывая в окровавленное лицо бастарда. – Ищите, еще девка тут была, та самая, помните?

Мне стало чуть легче. По крайней мере Танталь и Алана сейчас вне опасности. А если у них хватит ума бежать, не дожидаясь утра…

– Этот! – радостно крикнул чернявый парень с перебитым носом, и замурзанный палец указал мне точно в переносицу.

Каминные щипцы – великолепное оружие. Вот только долго я так не продержусь.

– Отойди! Р-разойдись, сучья мать! – завопил кто-то за спинами нападавших.

Метко брошенный кинжал мне удалось сбить в полете. Щипцы в моих руках ревели, рассекая воздух,скрежетнул металл, на пол грянулись два коротких неосторожных меча.

– Отойди! Я его из ар-рбалета!

– Я тебя самого из арбалета! – завизжал князек. – Он мне живым нужен! Живы-ым!

Некое сладострастие, проявившееся в его голосе, придало мне сил. Если мне и следовало оставаться в живых – то обязательно на свободе. Никак иначе.

Завизжала женщина.

Я швырнул щипцы в нападающих – выиграл долю секунды, подхватил совок для углей; не размахиваясь, как аккуратный сеятель, сыпанул в оскаленные лица содержимым догорающего камина. Угольки запрыгали по полу, оставляя за собой неровные узоры дыма. Кто-то завопил, обжегшись, и почти все отшатнулись, прикрывая лица.

Я набрал в грудь побольше воздуха и нырнул в камин.

Пес, пес, пес-с-с…

Когда-то в детстве я любил пугать родичей, прячась в каминной трубе. Правда, в ту пору камин был пустым и холодным; прыгать в горячие угли станет только безумец.

Или загнанная в угол крыса.

Цепкая рука схватила меня за щиколотку, я хладнокровно ударил по ней каблуком и снова обрел свободу. Упираясь руками и ногами, рванулся вверх; снизу лизало болезненное тепло, сейчас я задохнусь, потеряю сознание и свалюсь прямо в угли, готовая, беспомощная, жареная добыча…

Воздуха мне, воздуха. Сколько может тянуться эта труба?!

Разумнее всего было бы стрельнуть мне вслед из «ар-рбалета».

Страшно представить, в какое место может угодить стрела…

Или они успеют раздуть огонь и задушить меня у самой крыши?!

Дурачье, самодовольное дурачье. Вот, кто-то уже лезет следом, и от его сопения осыпается сажа…

Черное небо. Посреди правильного квадрата – белая звезда; новое усилие, еще…

Воздух!..

Ухватившись за края трубы, я подтянулся и вывалился на крышу. Заохала, трескаясь, черепица; нет, это не «клоповник», все врал конкурент. Это весьма добротное строение, вот только хозяину будут убытки…

– Вот он! Во-он!

– Где?

– Трубу видишь?

– Снимите его! Снимите стрелой!

– Живы-ым, мерзавцы! Кто его пристрелит – сам, сучья мать, в подвал пойдет, ясно?

Я посидел, ожидая, пока перестанут трястись руки и ноги. И пока появится из трубы голова моего преследователя, появится, чтобы тут же нырнуть обратно…

Но тот, кто поднимался следом, раздумал вылезать. Либо хватило ума, либо не хватило сил.

Я огляделся. Трубы виднелись тут и там – но только из одной, кухонной, вовсю валил дым. Кто же топит по весне…

Приземистое здание гостиницы окружено было огнями. И тут, и там уже карабкались, приставляли лестницы; я перебрался на противоположный скат, преследователи разразились воплями:

– Где?!

– Кто видит?

– Не выпускайте из виду! Сейчас возьмем, сучья мать!

– Здесь, здесь! – радостно закричали головорезы, сбежавшиеся на заданий двор. Пес, сколько же их всего было, не двадцать, зажегся, а целая сотня…

Я перекатился к ближайшей трубе. На шероховатом боку ее лежал желтей отблеск факелов; ночь не желала укрывать меня. Ночь отступала перед огнем.

Я удержался от безрассудного желания нырнуть в трубу снова. Пока я буду пыхтеть и барахтаться в саже, господа головорезы наверняка успеют подготовить мне встречу; на их стороне хозяин, вон он, из кожи лезет, чтобы опасные посетители убрались из гостиницы с уловом…

Мне и так слишком долго везло.

В трубу клюнула толстая тяжелая стрела. То ли стреляли тайком от кня:зя, то ли стрелок был уверен в своих силах и намеревался легонько подранить слишком уж резвую дичь. Так или иначе, а первый выстрел оказался мимо; я быстренько перебрался на другую половину крыши. Хотя и здесь, надо сказать, факелы, и здесь найдутся нетерпеливые с арбалетами; следовало уходить по крышам сараев, но почему-то не было сил. Удача кончилась, кураж ушел; Аслана и Танталь теперь в безопасности, заполучив меня!, князь еще долго не станет их искать…

Руки, ухватившиеся за край крыши. Потом – темное лицо со светлой полоской усов, зажатый в зубах кинжал. При виде меня усатый воин князя Сотта выплюнул свое оружие и оскалился:

– А-а-а…

За моей спиной треснула черепица. Лезли со всех сторон.

Черное небо с белой звездой…

Я сбил усатого. Поймал рукавом чей-то кинжал, поранив на этот раз уже правую руку. Кто-то, охнув, скатился вниз; я не намерен был сдаваться живым. Для того, чтобы заполучить меня, им понадобится по меньшей мере «ар-рбалет»…

– Сиятельство, стреляйте! Уйдет, сука!

Не ори, малый. Никуда я уже не уйду. Меня обложили, и призрачный Судья, верно, проглотит с досады собственный парик: его Приговору не дано свершится. Мне дан без малого месяц жизни – а я вот погибаю неприятно и глупо, в обстоятельствах, с Правосудием никак не связанных…

Или?! Если дамся князю живым – вполне могу протянуть еще и месяц, Рекотарсы живучи, и если палачи будут усердны и аккуратны…

Пес, лезут и лезут со всех сторон. Еще один свалился с крыши – но на смену ему поднялись сразу двое, на черепичном поле стало светло от факелов, и в меня настойчиво тычут огнем и сталью…

Топот копыт. Или стук крови в ушах; откуда взяться отряду конных посреди ночи? Когда все порядочные господа нашли себе пристанище и спят, в крайнем случае, добивают врагов?..

– Что здесь происходит?

Голос был мне знаком. И, еще не сообразив, где и когда я его слышал, я вспомнил, что с этим голосом связано неприятное.

Головорез, оказавшийся в эту минуту моим противником, вздрогнул и на миг отвлекся. Себе на беду.

– …Не ваше дело, господин хороший! Здесь люди князя Сотта, так что проваливайте!

Я уклонился от удара. Перехватил чью-то руку, сам ударил – но теперь уклонился противник. Сзади меня хватили чем-то по голове, я не потерял сознания, но потерял равновесие и грохнулся, давя черепицу и собираясь скатиться вниз. Мне к горлу приставили кинжал. …А со мной ли, собственно, все это происходит?

– Здесь земли города, милейший. И я впервые слышу имя князя Сотта. У вас есть документы? Грамоты?

– Вот моя Грамота! – вероятно, предъявлено было нечто совсем другое. – Катись, пока цел!

Лежа на краю крыши, я мог уже никуда не торопиться. И – вот удача – видел почти весь двор целиком, ворота были распахнуты, и вооруженные всадники не торопились спешиваться. Один из них показался мне знакомым – плечистый, такой, что с трудом влезает в доспех… Нет, на нем была всего-навсего куртка, расшитая бляхами, и зовут его, кажется…