Стивен Эриксон - Охотники за костями. Том 1 [litres]

Капитан был готов допустить, что с той же вероятностью война богов превратится в воющую бурю хаоса. Когда-то ему сказали, что возникла необходимость в Господине Колоды Драконов. Сказали, что возникла потребность именно в нём. Теперь Паран начал подозревать, что уже тогда было слишком поздно. Паутина разрасталась чересчур быстро, становилась очень уж запутанной, чтобы её мог постичь один-единственный разум.

Разве только – разум Круппа, знаменитого Угря Даруджистана… ох, боги, хотел бы я, чтобы он сейчас оказался здесь, на моём месте. Почему его не сделали Господином Колоды Драконов? Хотя, быть может, неисправимая самоуверенность служила лишь фасадом, за которым настоящий Крупп дрожал от страха?

Представляю себе, что подумал Рейст… Паран улыбнулся воспоминаниям. Ранним утром в двери Дома Финнэста постучался этот краснолицый толстяк – и уставился на распахнувшего их яггутского Тирана, который, в свою очередь, вперился в коротышку чёрными провалами глазниц. А потом, размахивая ручками и громогласно провозглашая что-то про чрезвычайно важную встречу, Крупп каким-то образом просочился мимо стража Азата, ввалился в главный зал и с удовлетворённым вздохом плюхнулся в мягкое кресло у камина.

Нежданный гость к завтраку; похоже, даже Рейст ничего не мог с ним поделать. Или не пожелал. Сам яггут проявил обычную для себя сдержанность по этому поводу.

И вот Паран оказался в кресле напротив знаменитого Прекословщика Каладана Бруда – этого тучного коротышки в выцветшем жилете, который ставил в тупик самых могущественных Взошедших в Генабакисе – сидел и смотрел, как тот ест. И ест. И при этом умудряется ещё и говорить без умолку.

– Крупп прознал о печальной дилемме, коей озадачился печальный Господин Колоды. Дважды печальный? О нет, трижды печальной! Даже четырежды – о, как кульминирует в использовании сие ужасное слово! Но сдержись, благородный сэр Крупп, иначе все мы будем рыдать и рыдать безостановочно! – провозгласил он и воздел к потолку вымазанный жиром пальчик. – Однако же Господин ныне гадает (не так ли?), откуда же человеку навроде Круппа могут быть ведомы подобные материи? «Какие же материи?» спросил бы ты также, возникни такая возможность, каковую вышеуказанный Крупп поспешно уничтожит уместным ответом. Как только у него появится такой ответ, разумеется. Но узрите! У него нет ответа, и не в этом ли величайшее чудо и чудеснейшее диво?

– Худа ради… – вклинился Паран, но закончить не успел.

– Истинно так! Именно ради Худа! О, ты столь прозорлив и столь достоин величественного титулования Господина Колоды Драконов и довереннейшего друга Круппа! Худ стоит в самом центре всего, о да, оттого тебе и дóлжно отправиться со всею поспешностью в Семь Городов.

Паран остолбенело уставился на толстяка, пытаясь понять, какую важную деталь он упустил в этом потоке слов:

– Что?

– Боги, о дорогой и бесценный друг Круппа! Они вступили в войну, так? Ужасная штука – война. Ужасные существа – боги. Но вместе? Ах, куда более наиужаснейше!

– Наиужа… что? Ладно, не обращай внимания.

– Крупп никогда не обращает!

– Но почему в Семь Городов?

– Даже боги отбрасывают тени, о Господин Колоды. Но что же отбрасывают тени?

– Не знаю. Богов?

На лице Круппа отразилась мука.

– Ох, какой бессмысленный ответ. Вера Круппа в его сомнительного друга руит в лежинах. Нет, лжит в развалинах. Нет, в руинах. И не лжит, а лежит. Видишь, как отпотрясся Крупп? Нет, не богов. Как можно отбросить богов? Нет-нет, не отвечай – такова природа и неписанный закон риторики. Так, о чём бишь говорит Крупп? Ах, да. Наиужаснейшие преступленья свершаются в Семи Городах. Яйца отложены, а коварные планы проклюнулись! Скоро расколется одна особенно крупная скорлупа, и уж точно расколется к тому времени, как ты прибудешь туда, так чего же ты ждёшь? В сущности, о недалёкий человек, ты уже опоздал, точнее, опоздаешь, к тому времени, а если и не к тому, то скоро, в самом ближайшем и неминуемом смысле слова. Следовательно, скорей и поскорей тебе дóлжно отправляться в путь, хоть ты и опоздал – Круп рекомендует выступать завтра же утром, а также воспользоваться Путями и иными зловещими тропами неравенства, поспешить, чтоб попытаться успеть, хоть и нет надежды преуспеть в этом. Вовремя же и во время, а также в своё время ты и прибудешь на место, а затем тебе дóлжно идти в некой конкретной тени – и да осмелится Крупп произнести столь роковые словеса – между жизнью и смертью, в волнистой, размытой метафоре, столь бессердечно и равнодушно рассекаемой теми, кому бы знать цену осторожности. Ныне же, ты истощил вместимость ушей Круппа, укрупнил его щедроты до такой степени, что того и гляди кушак разорвётся, а также иными путями исчерпал бездонные колодцы Круппова интеллекта. – Коротышка с кряхтеньем поднялся и похлопал себя по животу. – Премного приятнейшая трапеза, хотя Крупп бы советовал известить твоего повара о том, что инжир просто мумифицирован – будто произошёл из личных запасов яггута, хм-м?

Некоторое время спустя, Паран всё же заключил, что был всё же определённый смысл в этом словесном болоте. Во всяком случае, Крупп напугал его достаточно, чтобы обратиться к Колоде Драконов, в которой Ганос обнаружил куда больше хаоса, чем когда-либо прежде. И в самом сердце хаоса – проблеск тропы, выхода – быть может, лишь воображаемого, иллюзорного, но Паран почувствовал, что должен попробовать, хотя даже сама мысль об этом его приводила в ужас.

Неподходящий он для этого дела человек. Топчется, полуслепой в круговерти сходящихся сил, так что даже иллюзию самоконтроля едва удаётся сохранить.

Новая встреча с Апсалар стала для него нежданным подарком. Уже не девочка, но, похоже, столь же смертоносна, как и прежде. Однако в ней проявилась какая-то человечность, живое чувство то и дело мелькало во взгляде. Что же она пережила с тех пор, как Котильона изгнали из её тела на окраине Даруджистана? Кроме того, о чём Апсалар решила ему рассказать. Удастся ли ей пройти свой путь и в конце – вновь переродиться?

Паран встал в стременах, чтобы размять ноги и вгляделся в южный горизонт, выискивая характерное свечение – место, в которое направлялся. Пока что ничего, кроме жаркого марева и безлесых холмов посреди равнины. Семь Городов – выжженная солнцем земля, даже не бушуй тут мор, она бы ему вряд ли понравилась.

Один из холмов вдруг скрылся в туче пыли и каменных обломков, а потом громовой рокот прокатился по земле, напугав лошадей. Пытаясь их успокоить – в особенности собственного скакуна, который решил воспользоваться моментом, чтобы сбросить седока, а потому брыкался и вставал на дыбы – Паран почувствовал силу, которая катилась из разрушенного пригорка.