Стивен Эриксон - Охотники за костями. Том 1 [litres]

– Когда выберетесь, начнёте копать, расширите колодец, Флакон. Мы уже слишком близко.

– А дети смогут пробраться обратно? Мимо камня?

– Ну, думаю да. С трудом, но пролезут.

Флакон вывернулся назад:

– Перекличка! И ещё, слушайте, мы уже почти выбрались! Раскапывайтесь! Выход рядом!

Крыса карабкалась, всё ближе и ближе к пятну света.

Флакон стряхнул с себя каменное крошево.

– Ну, ладно, – выдохнул он и полез через Спрута.

– Смотри, куда прёшь! – рявкнул сапёр. – У меня рожа и так кривая, каблуком править не надо.

Флакон выпрямился, втиснулся в неровный колодец, затем остановился.

– Мне нужно кое-что убрать, Спрут. Сдвинься с точки прямо под колодцем…

– Есть.

Одно за другим звучали имена… трудно было сказать, сколько… может, даже большинство. Флакон не мог сейчас позволить себе об этом задумываться. Он принялся расшатывать выступы, выламывать кирпичи и крупные камни, расширять колодец.

– Бросаю вниз!

И каждый обломок, падавший на угловой камень, Спрут подбирал и передавал назад.

– Флакон!

– Что?

– Одна из сирот. Она в провал упала – и не отзывается. Думаю, мы её потеряли.

Вот дерьмо.

– Передайте верёвку вперёд. Улыбка сможет к ним пробраться?

– Не уверен. Ты продолжай, солдат, а мы посмотрим, что тут можно сделать.

Флакон карабкался наверх. Внезапно колодец расширился, затем вновь сузился – почти до размера крошечного светового пятна – слишком маленького, как понял маг, размером всего с ладонь. Он выломал большой булыжник из стены, подобрался так близко, как только смог, к отверстию. На небольшом уступе рядом с его левым плечом сидела крыса. Флакону захотелось расцеловать проклятую тварь.

Но ещё рано. Вокруг отверстия всё плохо – большие камни. Чародея охватила паника.

Флакон ударил по камню зажатым в руке булыжником. Кровь хлынула из разбитого пальца – он едва ощутил укол боли. И продолжал молотить по стене. Время от времени вниз летели осколки. Рука начала уставать – последние силы, скоро он выдохнется окончательно, не справится. Но маг продолжал бить.

И каждый удар выходил слабее предыдущего.

Нет! Проклятье, нет!

Флакон ударил снова.

Кровь брызнула ему в глаза.

Капитан Фарадан Сорт натянула поводья и остановилась на вершине гряды холмов к северу от мёртвого города. В обычной ситуации вскоре после того, как город пал, появлялись мародёры – старухи и дети возились тут и там в развалинах. Но не здесь. По крайней мере, пока что. Быть может, долго ещё никто здесь не покажется.

Будто из треснувшего котелка, по крутым склонам И'гхатанского теля текла кровь города – расплавленный свинец, медь, серебро и золото, жилы и лужи заполненные сросшимся каменным крошевом, пылью и черепками.

Протянув руку, Сорт помогла Синн спуститься с седла позади неё – девушка ёрзала, всхлипывала и цеплялась за Фарадан, становилась всё более беспокойной, чем ближе солнце клонилось к закату. Четырнадцатая армия ушла прошлой ночью. Сорт и её спутница проехали на одной лошади шагом вокруг теля – и не один раз, а дважды с восхода солнца.

Фарадан даже начала сомневаться в том, что правильно поняла юную Синн, что эта полубезумная, а теперь ещё и, похоже, глухонемая девушка что-то узнала, что-то почувствовала – Синн снова и снова пыталась вернуться в развалины, прежде чем её арестовали. Для такого поведения нужна была какая-то причина.

Или не нужна. Может, это просто горе и безумие – скорбь по погибшему брату.

Вновь разглядывая заваленное обломками подножие теля, капитан заметила, что явился, по крайней мере, один мародёр. Девочка – вымазанная белой пылью, со спутанными, сбившимися в колтуны волосами – ходила туда-сюда примерно в тридцати шагах от неровной стены.

Синн тоже её увидела и начала спускаться вниз по склону, издавая странные хнычущие звуки.

Капитан Фарадан Сорт расстегнула застёжку шлема, стянула его с головы и надела на луку седла. Вытерла смешанный с сажей пот со лба. Дезертирство. Что ж, не в первый раз, верно? Если бы не магия Синн, виканцы бы их нашли. И вероятней всего – казнили на месте. Она бы, конечно, унесла нескольких с собой на тот свет, что бы там ни сделала Синн. Многие уже поняли, что приходится платить за то, чтобы иметь с ней дело. По всем статьям платить. Этот урок она не уставала повторять.

Сорт увидела, как Синн бежит к склону теля, не обращая внимания на девочку, и карабкается наверх.

И что теперь?

Вновь надев шлем, так что мокрая кожаная оплётка на миг охладила кожу на лбу, она затянула ремешок под подбородком, – похоже, он растянулся, – собрала поводья и направила коня вниз по осыпи.

Девочка плакала, прижимая грязные ручки к глазам. Столько пыли на ней, паутина в волосах – вот истинное лицо войны. Лицо этой девочки долго ещё будет являться ей в памяти, как и многие другие лица, – до конца дней.

Синн замерла, цепляясь за неровную стену на высоте двух человеческих ростов.

Ну, хватит. Она просто обезумела. Сорт покосилась на девочку, которая, похоже, даже не поняла, что рядом возникли незнакомые люди. Продолжала прижимать ладошки к глазам. Красные полоски в пыли, по щиколотке бежит струйка крови. Упала, что ли? Откуда?

Капитан подъехала и остановила коня под Синн.

– Спускайся, – сказала Фарадан. – Нужно разбить лагерь, Синн. Спускайся, толку нет – солнце уже почти село. Завтра снова попробуем.

Синн только покрепче вцепилась в булыжники и кирпичи.

Поморщившись, Сорт заставила коня подступить ближе к стене, затем потянулась, чтобы снять Синн.

Девушка заскулила, рванулась вверх и просунула руку в отверстие…

Ни сил не осталось, ни воли. Чуть передохнуть, потом можно будет начать снова. Только чуть-чуть отдохнуть, а голоса внизу уже затихают, да это и не важно. Сон, тёмные, тёплые объятья сна – всё глубже, а там золотой, сладостный свет, ветер теребит желтоватые травы…

…свободен, боль ушла, исчезла. Он понял: это не сон. Это смерть, возвращение к самому древнему воспоминанию, скрытому в каждой человеческой душе. Травы, солнце и ветер, тепло и жужжание насекомых, тёмные стада вдалеке, одинокие деревья с раскидистой кроной и прохладная тень под нею, где дремлют, высунув языки, львы, а вокруг равнодушных, ленивых глаз пляшут мухи…

Смерть, и это семя, давным-давно закопанное. Мы возвращаемся. Мы возвращаемся в этот мир…

И она потянулась к нему, коснулась ладонью, влажной от пота, маленькой, мягкой, разжала его пальцы, так что выпал липкий от крови булыжник, – ухватила его за руку, словно в ней горела острая потребность, и Флакон понял, что дитя у неё в утробе зовёт, кричит на собственном безмолвном языке, о своих нуждах, своих требованиях…