AlmaZa - Другая жизнь [СИ]

Принцесса с эрцгерцогиней принялись обдумывать детали готовящегося события. Обсудив, казалось бы, все тонкости, они ещё не раз возвращались то к одному, то к другому. Им чудилось, что они могли что-то забыть или упустить, а всего одна промашка могла стоить очень дорого. Если они не рассчитают время или не примут во внимание какую-нибудь мелочь, то ничего могло не получиться. Итак, всё было обговорено.

Весь следующий день прошёл у Беллоны в беготне. Она объясняла Аделине и Каролине их роли в намечающемся действе, выясняла, когда и где будет Робин, чтобы ни в коем случае не напороться на него. Потом она, на удивление старшей баронессы, спокойно разрешила Матильде съездить повидаться с женихом и даже сама напросилась в сопровождающие. Мария беседовала с Габриэль. Ту не хотели сильно напрягать и замешивать, но всё-таки лучше, если она будет в курсе дела и окажет хотя бы маленькую помощь. Часы пролетели незаметно, и настала пора отходить ко сну. Беллона, раньше мучавшаяся бессонницей из-за какого-либо предстоящего важного события, на этот раз уснула мгновенно, и спала, как убитая, пока её не разбудили горничные, пришедшие сообщить ей, что нужно собираться к завтраку, после которого принцесса с фрейлинами должна была ехать в Риджейсити.

В холле гостиницы «Вечный странник» царила непринуждённая атмосфера, когда в него вошли пять особ женского пола; лакеи сновали туда-сюда с сумками и чемоданами, официантки прошмыгивали из одной двери в другую, неся на подносах напитки, горячие и прохладительные, закуски, сладкие и солённые. Администратор стоял за высокой стойкой при входе, перед ним была открыта толстая книга, вернее будет сказать, журнал, в котором он записывал что-то для учёта, чтобы потом было легче во всём разобраться. Стоило ему поднять глаза, которыми он смотрел через очки, сползающие на кончик носа, как с его уст сорвался фальшивый радостный возглас и, он устремился навстречу появившимся.

— О, мадам Клотильда! — А первой шла именно она. — Как мы вам рады! Вас уже, по правде говоря, ждут. Мадмуазель Матильда, вы просто восхитительны!

Баронесс, действительно, знали очень многие горожане, знатные господа и большинство столичных дворян, так как они постоянно присутствовали на каких-либо представлениях, спектаклях, ели исключительно в ресторанах, а в хорошую погоду перемещались в открытой коляске. За матерью и дочерью проследовала принцесса, Габи и Дора, на которых обратили не меньше внимания, но их узнать никто не имел возможности, ведь стоило Беллоне начать выходить в свет, как она упорхнула на другие планеты, оставив родной Феир в неведении относительно её новой жизни и, собственно, внешности. Хотя многие догадались, что за девушка была рядом с фон Даберлёф и стали кидать мимолётные, но плохо скрываемые, любопытные взгляды.

Когда швейцар растворил перед дамами дверь в ресторан, было такое ощущение, что невестой из всех них является принцесса, а не какая-либо другая девушка. Причём невеста эта была на самых первых смотринах, так сильно она заволновалась и зарделась. Настоящая же виновница и близко ничего такого не ощущала. Матильда, как и всегда, ступала гордо, важно, с высоко поднятой головой, лениво и равнодушно поворачивающейся то в одну, то в другую сторону. Она намеренно оттягивала момент, когда нужно будет посмотреть на своего жениха, не потому что, ей не хотелось этого, а потому что она не желала, чтобы он думал, будто ей этого хочется. Он в свою очередь тоже не торопился встретить будущую жену глазами. Их взаимное отсутствие интереса друг к другу было не броским, но весьма заметным. Беллона не удержалась от мысли, каким же образом и по каким причинам тогда они обручились? Она-то подумала, что Джордан влюбился в Матильду! Что за холод и отчуждённость между ними? Или ей это всё только кажется? Матильду, казалось, ни капли не волновал тот факт, что её будущий муж с большим вниманием относится даже к её матери, нежели к ней. На неё были устремлены две другие пары глаз — барона Ван Стройера и шевалье ля Мерлоута. Оба полные обожания, восхищения, вожделения. Когда они перестали непрерывно лицезреть предмет своей немой страсти, Августин и Густаво с завистью и досадой посмотрели на своего брата по ордену, который вскоре должен был стать обладателем этих прелестей. Раньше они не посмели бы даже пренебрежительно подумать о нём, но когда, нарушив их устав, традиции и внутренние законы, он, кто был их наставником и должен был стать главным учителем, объявил о своём решении венчаться, все братья, если и не отвернулись от него, то осудили про себя точно. И теперь, одновременно желая и не желая оказаться на его месте, оба кавалера тихо его недолюбливали. Парис, князь Вальядов, со стороны наблюдал всех присутствующих. Ему больше по душе была королевская дочь, но он, видя, что она смотрит либо себе под ноги, либо в противоположную сторону от него, не стал вести себя откровенно, как его товарищи. Как и все ему подобные орденоносцы, больше всего в жизни ценя таких женщин, как Стелла Нордмунская и мечтая заполучить себе, если не её саму, то хотя бы её родственницу, рыцарь был бы не прочь оказаться в недозволительной близости с принцессой. Однако, заметив ещё в прошлое посещение Феира, что она испытывает слабость к Дереку Аморвилу, Парис предпочёл не вмешиваться, чтобы не выглядеть глупо и не попасть под горячую руку Карлеалей. В свои двадцать шесть лет, он был невероятно проницательным. Его интуиция была сильнее всякой логики и разума, которые, кстати говоря, также были у него на высшем уровне. Он подчинил им все свои чувства и, порой, можно было подумать, что их у него совсем нет. Но не будем уходить всё дальше и дальше от главной темы. Все участники сцены приветствия, за исключением Беллоны и графа Аморвила, были лишь фоном, серой стеной, на которую повесили необычайно живописную картину с сюжетом, играющим всеми возможными красками ощущений, радости и счастья. Девушка вновь испытывала те мгновения экстаза, которые порой приключаются с людьми в редкие минуты, когда им начинает светить удача. В тёмно-зелёном платье, ткань которого была словно хамелеон — при разном освещении, она меняла насыщенность и оттенок — Беллона напоминала маленькую лесную фею, пробудившуюся по весне, чтобы приказать цветам зацвести, а деревьям стряхнуть с себя зимний сон. Дерек встал прямо напротив неё, чуть откинув голову назад и приоткрыв губы, из-под которых светились белоснежные жемчужины зубов. Шляпы на нём в этот раз не было, и волосы свободно разметались по плечам. Принцесса с трудом удерживала себя, чтобы вот так запросто не подойти и не обнять его, чтобы не сказать ему что-нибудь при всех, чтобы не коснуться его ненароком. Немного постояв, все, наконец-то, сели. Когда Беллона поняла, что может смотреть на возлюбленного бесконечно и это всё равно не удовлетворит её, она решила отвлечься от созерцания его красоты, которая так сильно притягивала её одну, а может, и не только. Посмотрев на всех сидящих за столом, Беллона, не без облегчения, констатировала тот факт, что здесь только олтернские рыцари и Сержио среди них нет. Он бы, несомненно, снова начал строить препоны, а, самое страшное, позже рассказал бы об этом всём наследнику. Впрочем, его можно было бы просить не делать того или иного, и он бы это выполнял, но принцесса уставала бороться с его ревностью, прикрытой видом благородной заботы.