Сергей Тимофеев - Как Из Да́леча, Дале́ча, Из Чиста́ Поля... [CИ]

Прихватили с собой припасов сколько, воды, с воеводой простились, и подались себе. Чуть отдалившись, в гору взяли, решив особо далеко от стана не соваться. По возможности. И тропы, коли такие окажутся, с тем расчетом высматривать, чтобы вся рать без опаски пройти могла. Дорог-то здесь вообще нету. С тропами тоже не все гладко. Поди, разбери, человек ее повытоптал, али зверь дикий. Ежели последний, туда можно забрести, откуда и не выберешься. Обух сказывал, - он, как отъехали, соловьем заливается, - тут такие козлы водятся, вот как наши, только по скалам этим самым бегают, что наши по огороду. И ежели на тропку, ими протоптанную, попасть, запросто вниз сорваться можно. А вообще, дичи здесь много, с голоду не помрем. И ручьев полно.

То плохо, что горы здесь - одни лесом поросли, не проехать, другие же - голые совсем, одни камни торчат. Попадешь на такую - издалека тебя увидать можно. И нигде-то на такой не спрячешься. Разве самому в камень обратиться.

Едут, болтают, - то есть, это Обух болтает, Алешка же больше по сторонам посматривает, чем слушает. Места и впрямь такие, что особо деться некуда, в смысле, чтоб саженей на десять в гору подняться, с версту вперед-назад делать приходится. Без лошадей, может, проще было б, да только без них до Тмутаракани вряд ли доберешься. Горы эти тем хороши, малым числом против большого обороняться удобно. Засеки устраивать, западни. Дичи да зверья хватает, только его слышно, а не видно. Шуршит, перекликается, кустарником шевелит, ан на обед ничего не добыли. Тем обошлись, что с собой прихватили.

А к вечеру ближе и погода испортилась. Скрылось за горой солнышко красное, потянулись тучи грозные, и так вокруг стемнело, хоть глаз выколи. Пришлось спешиваться и местечко для ночлега высматривать. Тут и молонья полыхнула, аж глаза ослепли. Пока глаза терли, так громыхнуло, что уши заложило, а вокруг загудело-загрохотало, точно великаны гору какую обрушили.

- Слышь, Алешка, - испуганно пробормотал Обух, - нам бы в пещерку какую забиться. Нельзя, понимаешь, ни под деревом прятаться, ни в поле столбом стоять. Прибьет. Молонья - она шутить не станет. Сколько изб попалила да людей избила - не счесть. Хотя, - неожиданно хохотнул он, - было дело... Гоняли это мы степняков, и застала нас посреди ровного места гроза. Вот как сейчас. Гремит, сверкает, а нам и деться некуда. Голое все, ни тебе даже кустика, куда уж там еще что. Воевода и кричит, чтоб спешивались да ложились наземь, а там - кому как повезет. Стали спешиваться, и тут как полыхнет прямо над нами молонья, - и в кого-то угодила. Думали, ничего от него не останется, так, золы горсточка... А только хочешь - верь, хочешь - нет, глядим, а дружинник тот, в кого она угодила, сидит на коне своем, в чем мать родила, а конь его - весь как есть без сбруи. Куда что подевалось - неведомо, зато живой остался. Даже ума не лишился. Так, заикаться слегка начал, в остальном же - без убытку...

Снова полыхнуло, и снова грохнуло, еще страшнее прежнего, а там зашумело и ливануло - моргнуть не успели, как уж до нитки вымокли. Тут уж не до пещеры, тут хоть какое укрытие отыскать.

Глянул Алешка сквозь заросли, и показалось ему, будто видит впереди домик небольшой. Толкнул Обуха, тот тоже глянул, да и попер напрямки, будто в родимых краях. Алешка, - что ж, - за ним подался. Не бросать же. А тот пер, пер, да и замер вдруг, будто лбом в забор. Алешка на него налетел, мало с ног не сшиб. Глядит - и не понимает, что это такое перед ним. Будто дом из камней сложен, из здоровенных. Сверху плитой-крышей накрыт, тоже - сто человек враз не подымут. Одной стены нету. То есть, была, но упала. Внутри - нет ничего. Ни тебе дверей, ни окон. Ни печи, ни лавок. И размером невелик. В него разве что Алешке с Обухом втиснуться, и то - сидючи, а больше никто и не влезет.

- Ну, чего встал? - Обуха спрашивает. - Сам же искал, где от дождя спрятаться.

- Искать-то искал... - Обух бормочет. - Да только это ведь и есть тот самый дом, в каком прежде карлики жили. Сюда доброму человеку вроде как соваться не след. Мало ли чего...

- Да чего там случиться-то может? Отсюда видно, нет там никого живого.

- То-то и оно, что живого - нету. Про дома эти самые сказывают, будто ежели кто не из карликов внутрь заберется, тому и живу не бывать...

Тут над ними так вдарило и свернуло, что Обух, не закончивши, в несколько прыжков оказался под каменной крышей. Алешка, пожав плечами, влез за ним следом.

- Ты чего это? - спросил. - Сам же говорил, живу не бывать... А махнул - стрелой не догнать.

- Так ведь снаружи остаться - точно молоньей попалит. Али громом шарахнет. Про дома же эти разное толкуют. Иные молвят - раны в них затягиваются. Или, там, сон вещий присниться может. Похоже, насчет сна это нам и самим проверить доведется. Ишь, как льет, - кивнул он на дождевые косы, сплошной пеленой повисшие в воздухе, - не иначе, до самого утра зарядил.

- Караулить все одно надобно, - Алешка говорит. - Мы тут, ровно в нороте. Приходи, и бери голыми руками.

- Да кто в такой ливень сунется... - начал было Обух, но, видя суровое лицо товарища, тут же согласился. - Только вот как время наблюдать? Тут же, окромя воды, не видать ничего.

- Я к этому делу привычный, - рассудил Алешка, - мне первому и стеречь. Как невмоготу станет, толкну.

- Привычный он, - фыркнул Обух. - Я, может, тоже...

Повозился, устраиваясь поудобнее, и захрапел. Хотел было Алешка его сразу растолкать, потому как выдает Обух своим поведением их расположение, а потом рукой махнул. Ежели вороги ихние всяким сказкам верят, так, глядишь, заслышав такой храп, за версту место это обойдут.

Пока мог держаться, как обещал, ничего не случилось. А как стал носом окуней ловить, разбудил Обуха. Тот до того разоспался, что даже не понял поначалу, ни где они, ни что кругом твориться. Ну да сам разберется.

Как проснулся - уж и солнышко пригревать начало. Не слыхал, как дождь кончился. Обух - хорош караульщик - к стенке примостился, и знай себе посвистывает. Собрался Алешка его пнуть как следует, а затем лучшую шутку придумал. Та стенка, что у дома не хватает, она вот лежит, - два камня с дыркой. Дырка, кстати сказать, как раз такая, чтоб зверю какому проскочить. И ежели эту стенку обратно поставить, да в дырку гаркнуть как следует, чтоб Обух переполошился, вот смеху-то будет!..

Первый-то, нижний, Алешка кое-как поставил, хоть и не в подъем оказался. Ничего, попыхтел, попыхтел, - справился. А как второй ставить начал, тут и не сдержался. Представил себе, как Обух обрадуется, и разгоготался раньше времени. Тот, конечно, вскочил, треснулся спросонья головой о плиту верхнюю, выскочил, и все повалил. И первый камень, что стоял, и Алешку со вторым. Глаза навыкате, ничего не соображает, рот распахнул, орать собираясь. Хорошо, поскользнулся, и в грязь угодил, а то бы всех окрест верст на сто переполошил бы.