Сергей Тимофеев - Как Из Да́леча, Дале́ча, Из Чиста́ Поля... [CИ]

- Тише ты, охолонись, а то ровно с цепи сорвался, - Алешка ему.

Обух же, товарища увидав, такого же грязного, как и сам - в одну грязь угодили, пуще прежнего напугался. Пришлось Алешке ему кулак показать, да морду перекосить. Тот замер, видя перед собой эдакое чудище.

- Тише ты, - повторил Алешка. - Коли орать вздумаешь, налетят вороги, не отобьемся. Я это, Алешка.

- А-леш-ка... - выдавил из себя Обух. - А этот где?

- Кто - этот? Тут окромя нас никого нету...

В общем, насилу втолковал, что да как. А как втолковал, тут Обух ему все и обсказал, отчего так перепугался. Привиделось ему во сне, что посреди его дежурства заявился карлик, в чьем доме они от дождя спрятались, и принялся ему угрожать. Такой жути на него нагнал, что дальше ехать некуда. А еще это заяц его... Глазищи - во! Усищи - во! Уши - во! Когти такие, что медведь обзавидуется...

- А ты бы спал меньше на карауле, - Алешка ему, - тогда б тебе и карлики меньше виделись.

- Так я разве спал? - Обух встрепенулся. - Кто сказал, что я спал? Как есть, все наяву приключилось. Это я поначалу так подумал, что сплю. На самом же деле, это он меня обморочил. Я карлика этого самого, вот как тебя, видел. Он мне еще то обещал, что со свету сживет, коли не откупимся. А коли порадеем ему, так еще и поможет.

- И чем же это мы ему порадеть можем?

Обух замялся, поднес руку ко лбу, словно припоминая.

- Вспомнил, - наконец, сказал он. - Утку ему жареную надо в дом положить. Большую. Чтоб на двоих хватило.

- Ты ж вроде как об одном говорил? Откуда второй-то взялся?

- Как - откуда? А заяц?

Хотел было Алешка возразить, что зайцы - они уток не едят, да не стал. Потому как смутно припоминать начал, будто ему тоже что-то подобное приснилось, про карлика. Что именно - не вспомнить, а только, кажется, и бранился, и откуп требовал...

- Сами с голоду помираем, - пробурчал только, - с хлеба на воду перебиваемся, а ему - утку жареную подавай. Коли такой голодный, мог бы зайца своего сготовить.

- Скажешь тоже - зайца. Он ему заместо коня. Вот ты бы коня своего стал есть? То-то и оно. Ладно, делать-то чего будем?..

Признался Алешка, что и сам будто карлика этого самого видел. И потому, ничего иного не остается, как утку искать. Может, и впрямь, коли умаслить, дорогу покажет, али еще чем поможет.

...Хитрое ли дело - утку отыскать? Их у нас, где вода - там и утка. В горах же, поди, отыщи ее. А ежели и отыщешь, попробуй, подкрадись, чтоб наверняка устрелить. Один неверный шаг, и столько камней из-под ноги сыплется - терем княжеский выстроить можно. Стрелками же, что один, что второй, не из лучших оказались. То есть, вблизи в забор промаху не дадут, а вот подальше отойти, тут уже бабка надвое сказала. Намаялись, в общем, пока добыли. Зато, сразу трех. И не стрелами, а камнями сшибли. Так оно сподручнее оказалось. Двух, покрупнее, сами слопали, а тощую, что твоя жердь, карлику оставили. Ему в потемках все одно не видать будет. Если же выговаривать начнет, - тут крупнее не водится.

Зажарили, в дом положили, и в кустах поодаль схоронились. Алешка поначалу удивился, прятаться-то зачем? Он ведь сам условие поставил, они все по-евойному и сделали. А затем, Обух говорит, что как он утятины обожрется, тут мы его и схомутаем. В том смысле, голыми руками возьмем. Пока же жрать будет, присмотримся, как бы он нам лжи какой не устроил. С ними, карликами этими, ухо надо востро держать. Я их как облупленных знаю. Засомневался было Алешка: чтоб с эдакого веретена - да обожраться. Если же голыми руками брать - так яму выкопать, поглубже, прямо перед домом. Копать устанешь, а у нас времени нету, Обух отвечает. Он ведь на зайце. Тот любую яму перескочит. Конечно, если гору до основания срыть... Заговорил, в общем, Алешку так, что тот только рукой махнул. Делай, мол, как знаешь.

Лежат, высматривают, пакость всякую с себя стряхивают, что со всех сторон лезет. Она, небось, со всех окрестных гор собралась. Совсем уже невмоготу стало, когда вроде шорох какой послышался. И кусты рядом с домом шевельнулись.

- Вот он! - Обух шепчет. - Да ты камень-то брось, мы его без камня возьмем. Он нам живой нужен.

И тут случилось неожиданное. Из кустов, где прежде шевелилось, в домик метнулась низкая тень. Глазом не успели моргнуть, ни разглядеть, что там такое, тень, ухватив утку, снова исчезла в кустах. Алешка, конечно, камень-то вслед бросил, но, видать, не попал. Хотел было Обуха по шее с досады треснуть, но тот, как мог, успокоил. Ничего, завтра мы его по следам найдем. Я следы ведать умею, от меня еще ни один зверь не уходил. Главное, до света не затоптать.

Не затоптали. Как светать стало, выглянули следы, будто на ладони. Глянул на них Алешка, и не знает, то ли морду самому себе набить за глупость свою несусветную, то ли посмеяться. Обух же, как увидел, чуть не в пляс от радости. Видал, говорит, вот он, след заячий. Пошли, никуда ему теперь от нас не деться. Да и не мог он далеко уйти, обожравшимся...

- Да какой это тебе заячий? - Алешка ему. - Лисий это, лисий!.. Поделом мне, нашел, кого слушать!.. Эх, надо было тебе еще вчера по шее дать, все полегче бы было... Все, Обух! Хватит с меня твоих способностей. Так впредь уговоримся: как я скажу, так и будет. Понятно? - И кулак показал. Для верности.

- Понятно... - Обух пробормотал. - Чего ж тут непонятного? А только ты зря. Может, карлик этот на лисе приехал...

- Лучше б он на тебе приехал, - буркнул Алешка, беря коня под уздцы. - И уехал.

Путь наверх преградили густые заросли, настолько густые, что пройти здесь ратью нечего было и думать. Пришлось спускаться вниз, к самому подножию. Ручьи, они обычно куда-нибудь впадают, Алешка решил. В реку какую, в озеро, или вообще - в море. Тмутаракань эта самая как раз возле моря стоит, отчего бы ручью к ней и не вывести? Обух, конечно, свое твердит. Здесь, говорит, такие ручьи бывают, что из горы выбился, в гору и скрылся, будто не бывало. Только в этот раз Алешка его слушать не стал. Как решил, так и пошли. От того пошли, что больно уж камней много набросано. Кони их к другой местности привычные, и тут запросто себе ноги переломать могут.

Сколько шли, ручей в стороны подается, в речку превратился. Лесу да кустарника на склонах поуменьшилось, так что Алешка больше не под ноги, а по сторонам поглядывать начал, не видать ли где стежки-дорожки поудобнее. Глазел, глазел, и тут его вдруг Обух за руку ухватил.

- Слышь, Алешка, ты вон туда глянь, - и рукой тычет. - Там, никак, селение вражеское.

- Отчего же это сразу - вражеское? - Алешка спрашивает.

- А от того, что друзей у нас тут нету. Не с добром пришли...

Присмотрелся Алешка, куда Обух указывал. И впрямь, версты за три, на склоне, вроде как дома разбросаны. Или камни какие. Хорошо их видно, - серые на зеленом. Еще то хорошо, что с дальней стороны, и коли с речки подниматься - лысое все, а с той стороны, где они стоят, заросли близко-близко подходят, так что можно почти к самым этим камням незаметно подкрасться. Одному, конечно, сподручней бы. Да только Обух, когда ему Алешка сказал здесь остаться и коней стеречь, отказался наотрез. Что же это, мол, я тебя одного брошу? А ну как вороги налетят? Не отобьешься ведь, один-то.