Пола Брекстон - Полночная ведьма [litres]

Тело Брэма пронзает острая боль, и он издает истошный крик.

Как это может быть?

– Но я никого не вижу, – выдавливает из себя он. – И не слышу никакого голоса.

– Зато его слышу я. Он насмехается надо мной. Показывает, на что способен. Что он может сделать. Что сделает, если я не отдам ему то, чего он хочет.

– Ничего ему не давай! – стиснув зубы, говорит Брэм.

– Только не теряй сознания, дорогой! Он пытается воздействовать на твое сознание. Не позволяй ему лишить тебя чувств. Чем упорнее ты будешь сопротивляться, тем легче мне будет отогнать его от тебя.

Лилит вскакивает на ноги, не обращая внимания на тревожные взгляды прохожих. Незнакомый молодой человек подходит к ним и предлагает помощь, но она взмахом руки отсылает его прочь.

– Оставь нас! – кричит она. – Он не твой! Я приказываю тебе, отпусти этого человека и возвращайся во Тьму!

Озадаченные зеваки пятятся, думая, что она говорит это молодому человеку, который предложил свою помощь, и приходя к выводу, что девица сошла с ума. Брэм же знает, что это не так, что она сейчас борется с Темным духом. Он сгибается в три погибели, держась руками за грудь.

Я не позволю сломать себя, как игрушку в какой-то жестокой игре.

Он заставляет себя встать на ноги, держась за решетку ограды. Лежавший под березой черный волк тоже встает, голова его опущена, шерсть встала дыбом. Поднимаясь с земли, Брэм встречается с ним взглядом. Зверь оскаливает зубы и рычит. Но это рычание не охотника, загнавшего добычу, а животного, охваченного смертельным ужасом.

Лилит читает нараспев волшебные слова. Ряды зевак редеют, потому что мужчины уводят жен и дочерей подальше от этой чокнутой и ее захворавшего друга. Кто-то позвал смотрителя, но он останавливается, увидев, какие безумные у этой странной женщины глаза, глядя, как она раскидывает руки и что-то монотонно говорит голосом, который становится все громче и громче. Брэм уже совсем не может дышать и понимает, что еще немного – и он потеряет сознание. Как он ни старается, но не может заставить свою грудную клетку двигаться, не может одолеть сжимающую ее силу.

В тихое утро врывается сверхъестественный ветер, он поднимает в воздух пыль и яростно сгибает ветви орешника и берез. Лилит кричит, но ее слова тонут в шуме ветра, развевающего одежду. Шляпа слетает с ее головы, из прически вылетают шпильки, и волосы треплются на ветру. Брэм видит, что она делает все, что может, но, похоже, этого недостаточно. Перед его глазами все расплывается, и он чувствует – еще несколько секунд, и он лишится чувств.

А что потом? Что потом?

Он, пошатываясь, делает несколько шагов вдоль железной ограды вольера, и черный волк прыгает в его сторону, скаля зубы и рыча. Брэм понимает, что должен что-то сделать, чтобы прервать падение во тьму беспамятства. Собрав последние силы, он просовывает руку между прутьями ограды туда, где стоит волк. Зверь инстинктивно бросается вперед и вонзает в нее зубы.

Брэм кричит. И этот крик заставляет его слабеющее тело сделать глубокий спасительный вдох. В кровь поступает кислород. И в эту секунду, когда он становится сильнее и хватка Уиллоуби ослабевает, магия Лилит срабатывает и прогоняет духа прочь.

Не успевает прилетевший дикий голубь сесть на ветку ближайшего дерева и сложить крылья, как сверхъестественный ветер стихает, будто его и не было, и мартовское утро снова становится ясным и тихим. Птицы вновь начинают петь. Озадаченные волки убегают в тень. Смотритель спрашивает Брэма, как он себя чувствует, и, убедившись, что с ним все в порядке, подбирает с земли шляпу Лилит и возвращает ее ей. Та берет свою шляпу и быстро накладывает на смотрителя и изумленных зевак заклятье забвения. Вполне может статься, что кто-то из них ее узнал, и надо остановить пересуды, чтобы ничего не попало в газеты. Наложив заклятье, она по изгибающейся дорожке торопливо уводит Брэма прочь.

Брэм вынимает из кармана носовой платок и перевязывает окровавленную руку. Потом обнимает Лилит за плечи, боясь, что, если он не будет на нее опираться, его ноги могут подогнуться. Они подходят к скамье, стоящей на площадке для пикников. Час ранний, так что здесь никого нет и никто их не услышит. Брэм тяжело опускается на скамью, чувствуя, как волосы падают ему на глаза, и пытаясь заставить свое бешено колотящееся сердце успокоиться. Лилит нежно берет его руку, чтобы осмотреть укус.

– Это пустяки. Когда мы вернемся в дом, я попрошу у Джейн йода. Чего эта… тварь добивалась?

– Этот дух хотел причинить тебе боль. Испугать тебя. И послать мне предупреждение.

– По первым двум пунктам он явно добился успеха.

– О, Брэм, прости, это моя вина. Мы сейчас так далеко от кладбища и от дома, вокруг люди, сейчас день… Мне и в голову не приходило, что Уиллоуби хватит наглости напасть на тебя здесь… Мне следовало понять…

– Но если мне не изменяет память, ты говорила, что духи сильнее всего ночью. И что в одиночку они могут разве что донимать и пугать, если только…

– Если только ими не управляет или не оказывает им помощь кто-то из Царства Дня. Именно это сейчас и произошло. Где-то поблизости находился Страж. Я почувствовала его присутствие, как только он начал действовать через Темного духа.

– Он был здесь? В толпе?

– Вполне возможно. Или по крайней мере где-то в зоосаде.

– И он все еще тут? – Брэм оглядывает цветочные клумбы и кустарник, пытаясь представить себе спрятавшееся где-то поблизости невидимое зло.

– Он сейчас не колдует и не общается с духом, так что ему нетрудно маскироваться.

– О господи, Лилит, да он же может находиться где угодно. И быть кем угодно.

– Вот именно.

Они ненадолго замолкают, затем Брэм встряхивает головой.

– Я не могу сидеть на месте. Мне надо пройтись.

– Ты уже хорошо себя чувствуешь?

– Мое сердце бьется так, словно хочет выпрыгнуть из груди, но в остальном я в полном порядке, так что не беспокойся.

– Твоя бедная рука, – говорит она, целуя его перевязанные платком пальцы.

– К счастью, это левая рука, не та, которой я пишу. Она скоро заживет.

Лилит придвигается к нему вплотную, обвивает руками его талию и приникает к груди, слушая, как быстро бьется его сердце. Она прижимается к нему здесь, в общественном месте, и в этом ее жесте столько любви, столько интимности, что Брэм чувствует, как на глаза у него наворачиваются слезы. Он смаргивает их и, повернувшись, обнимает ее.

– Возможно, нам с тобой стоит убежать куда-нибудь в глушь, – произносит он, улыбаясь. – Куда-нибудь далеко, где нас никто не знает. Где мы можем быть просто Брэмом и Лилит, растрепанным художником и его прекрасной музой.

– Это было бы чудесно, – соглашается она, но таким тоном, которым говорят, когда фантазируют, мечтают, а не когда хотят осуществить реальный план.