Джесс Буллингтон - Печальная история братьев Гроссбарт [litres]

Гроссбарты развели собственный костер чуть дальше по дороге, чтобы их новые друзья не вздумали удрать по темноте. Дежурили по очереди, и, когда Гегелю показалось, что у него чешутся уши, он начал громко заряжать арбалет. Затем услышал шаги, удалявшиеся в сторону костра чужеземцев, и вернулся к тушеному костному мозгу.

Следующий день прошел примерно так же, как и следующий за ним – только припасы и порции Гроссбартов таяли с каждой трапезой. Во время ночных дежурств ни одно животное не посмело подойти к их костру, так что рычали и ворчали в нем только пустые животы братьев. Третье утро так толком и не пришло, все замело густым снегом, было видно только дорогу перед конями. Гроссбарты обсудили на своем братском наречии преимущества и недостатки решения бросить фургон. Ведь идут они с той же скоростью, но не нужно волноваться, как бы не упасть в пропасть, если кони где-то оступятся.

Повозка катилась сквозь густую метель, от спин лошадей поднимался пар, в бородах Гроссбартов замерзли сопли. Только утесы, возвышавшиеся с одной стороны, и провалы с другой позволяли определить, где проходит дорога. Все молчали, слова примерзли к губам. Ехали медленно. Гегель почуял в снегу что-то зловещее, жуткое – где-то впереди на дороге. Он сказал об этом брату, который кивнул и зарядил оба арбалета. Нападения, в котором был уверен Гегель, не произошло, а через несколько часов чужеземцы вдруг подняли торжествующий крик.

Усатый спрыгнул с облучка сзади и побежал рядом с неспешным фургоном; другой охранник соскочил на землю, как только кони остановились. Гегеля мутило, пот замерзал у него на лбу и губах. Надо было бежать, но единственным выходом являлась белесая пустота, раскинувшаяся во все стороны, даже утесы успели в ней раствориться. Так что Гегель просто стал молиться, умоляя Деву Марию избавить его от неистового чувства тревоги.

– Открывайте! – завопил Усатый, а его приятель закричал, видимо, то же самое, но на своем непонятном языке.

Сквозь метель Гроссбарты различили высокую тень. Судья по стуку, где-то впереди были двери амбара или другие ворота. Охранники еще несколько минут продолжали кричать, но никакого ответа не получили. Наскоро переговорив с дрожавшим на козлах возницей, оба скрылись в снегу. Братья подвинулись ближе к вознице и взяли арбалеты наизготовку.

– Куда они ушли? – спросил Манфрид.

– Открыть ворота, – промямлил возница. По его задубевшей коже было видно, что такая погода ему совсем не по нраву.

– А где мы? – уточнил Манфрид.

– В Трусберге, – ответил возница. – Мы тут проезжали несколько недель назад, так что нас должны ждать.

– Нелучшее название для города, – проворчал Манфрид.

Гегель не слушал их разговор. Его взгляд метался из стороны в сторону в бесплодных попытках высмотреть источник опасности, которая наверняка пряталась рядом. Гегель был в этом уверен, но не знал, ведьма это, ее муженек вернулся, или еще что похуже.

Спереди послышалось натужное кряхтение, а потом вновь возник Усатый и закричал:

– Помогите нам!

Манфрид поспешил вперед, а Гегель не двинулся с места. Он попытался предупредить брата, но не смог заговорить. Манфрид увидел большие деревянные ворота, в которые уперлись плечами двое охранников, но сугробы мешали створкам разойтись. Все трое пинали их ногами, толкали и вымокли до нитки, прежде чем сумели раскрыть ворота так, чтобы проехал фургон.

Возница хлестнул коней и въехал в город. Гегель прищурился, пытаясь высмотреть хоть какой-то проблеск света. Но в снегу темнели лишь тени зданий и просевших крыш, и ни звука не доносилось из укрытого снежным покрывалом городка. Манфрид забрался обратно на козлы, пока охранники закрывали ворота и ставили на место опорные стойки, иными словами запирали их всех в этом городе.

Путешественников и Гроссбартов встретили только ветхие дома и сугробы. Кое-где крыши обвалились под весом снега, и лошади едва справлялись с тем, чтобы сдвинуть фургон с места. Они брели по узкой улочке, пока не добрались до большого здания, такого же темного и зловещего, как и прочие, где повернули фургон и подогнали его за угол – к сараю. Усатый и другой охранник повозились с дверью, но сумели ее открыть, и Гроссбарты спрыгнули на землю, чтобы не въезжать на козлах в темное помещение.

Охранники остановились у сарая, потирая руки, но братья сразу опознали в большом строении пивную, казавшуюся брошенной и безлюдной. Они быстро отыскали дверь, обнаружили, что она заперта и заподозрили, что стучать толку нет, но зазубренный меч Гегеля пролез в щель, что позволило братьям, навалившись, сбросить засов. Створка распахнулась, и Гроссбарты ввалились внутрь вместе с небольшим сугробом на плечах.

В темном зале опытные глаза грабителей могил сразу отметили несколько столов и скамей, а когда чуть приспособились, разглядели и большой очаг у дальней стены. Гроссбарты осторожно пошли дальше в потемках, но, как только нашли у задней стены полку с бутылками, принялись за дело. Каждый схватил бутыль и попробовал содержимое: Гегель остался доволен результатом, Манфрид принялся отплевываться мерзким маслом. Каждый из них засунул в свой мешок по бутылке масла и столько бутылок яблочного шнапса, сколько влезло. Только после этого они вернулись к пустующей таверне.

– А где все? – озвучил Манфрид мысли Гегеля.

Гегель еще раз глотнул шнапса, пытаясь утопить в алкоголе свой навязчивый страх. Но стало только хуже. Братья шли вдоль задней стены, пока не наткнулись на незапертую дверь, толчком распахнули ее. Обнаружив, что тьма за порогом стоит непроглядная, Манфрид направился к очагу, чтобы развести огонь, а Гегель стал осматривать остальную часть зала.

Рядом с очагом была приставная лестница, и Гегель вскарабкался по ней, сжимая в одной руке кинжал. Он оказался на просторном чердаке, потолок которого просел под весом снега, особенно там, где навес прикрывал отверстие дымохода. Он разрезал навес и даже немного развеселился, глядя, как маленькая лавина сыплется вниз на ничего не подозревающего Манфрида, и как тот трепыхается в ледяной крупе. Но тревога не улеглась.

Он спустился вниз и принялся разыскивать лучину, а когда нашел, поджег от только что разведенного огня и снова медленно поднялся на чердак. Увы, Гроссбарт ничего там не нашел, кроме заплесневевших одеял, гнилой соломы и вонючего ночного горшка. В зловонии чувствовался не только запах мочи, пота и разложения, но опознать этот призвук Гегель не смог.

Манфрид тоже не сидел сложа руки: сперва слепил снежок с булыжником внутри для своего недотепы-брата, а когда снаряд попал в цель и вызвал возмущенный вскрик, он набрал снега в котелок, бросил сверху остатки конины и повесил его над огнем. Манфрид подтащил к очагу сразу две скамьи и удобно сел, а потом нахмурился, почувствовав сквозняк от двери, когда в таверну вошли остальные трое. Гегель серьезно его напугал, но Манфрид решительно отказывался гадать на пустом месте. В конце концов, дармовая выпивка и укрытие от непогоды – такие дары, к которым не стоит придираться.