Джесс Буллингтон - Печальная история братьев Гроссбарт [litres]

Слева от них стена монастыря упиралась в скалу, уходившую в черноту неба, поэтому с этой стороны другие укрепления не требовались, а справа стена огибала низинку на конце естественного выступа и закрывала раскинувшийся внизу Трусберг. Крепость примыкала к отвесному обрыву; большой зазор между правым краем строения и внешней стеной указывал на то, что монастырские владения не ограничивались центральной цитаделью. Не обращая внимания на деревянные постройки у стены, Эннио шагнул вперед и сложил руки рупором, чтобы позвать монахов, когда Гегель вдруг ударил его в ухо.

– Пасть не разевай, – прошипел Гегель.

– Где погост? – прошептал Манфрид.

– А? – Эннио недоуменно переводил взгляд с одного Гроссбарта на другого.

– Кладбище, – пояснил Гегель. – Костница? Цимитер? Где хоронят? Ну, как земля горшечника, только с памятниками.

– Некрополь? – Карие глаза Эннио резко сузились. – Какое у вас там дело?

– Какое надо, – огрызнулся Манфрид.

– Но что мы можем найти в подобном месте? – с содроганием спросил Эннио.

– На все вопросы найдешь ответы в могиле, – глубокомысленно проронил Гегель.

– Я не знаю, где некрополь, – сказал Эннио. – Если когда-то это был замок, в подвале, наверное, есть склеп.

– Придется пойти на риск, – сказал Манфрид, видя тревогу на лице Гегеля. Противоестественный страх вернулся к нему и стал сильнее, чем был в городе.

– Может, бросить эту затею? – проговорил Гегель, нервно оглядываясь по сторонам.

– Сперва проверим дверь и попытаемся попасть внутрь, – сказал Эннио с большим облегчением от того, что Гегель встал на его сторону. Вменяемые люди не возятся среди могил и в лучшие времена, уже не говоря о том, чтобы пойти туда под полной луной в подозрительно обезлюдевшем городе среди скованных зимой гор.

– Гнилые слова, – прорычал Манфрид. – Проверим сперва за монастырем, вдруг там. Если нет, вскроем окно и найдем подвал. Ты не забывайся, Гегель Гроссбарт.

При звуках своего полного имени Гегель преисполнился решимости. Сокровища только и ждут, а он предложил их в земле оставить. Он бросился вперед мимо Эннио, подозревая, что трусость итальянца прилипла к нему.

Эннио мрачно зашагал за Гроссбартами, устремившимися вдоль деревянных пристроек к краю монастырской стены. Они вновь вошли в густую тень, поскольку край аббатства и внешняя стена сговорились закрыть от них луну. В тишине раздавался только скрип снега под сапогами. Когда спутники вновь вынырнули на лунный свет, они оказались на другом большом дворе, где всего одна пристройка прижалась к задней стене, там, где она выгибалась к скале. Все трое направились к маленькой дверце в стене у пристройки.

Рядом с ней они вздрогнули, когда им в спины прилетел теплый порыв ветра, полный зловония. Одновременно обернувшись, спутники не увидели ничего, кроме задней части монастыря и собственных следов, уходивших во тьму. От вони горели глаза, и все трое сразу опознали в ней запах гниющего мяса. Ветерок стих, но зловоние не исчезло. Эннио сделал шаг по направлению к аббатству, когда Манфрид тихонько присвистнул.

За маленькой дверцей скрывалось раскинувшееся на скальном выступе кладбище. С одной стороны его ограничивала взметнувшаяся вверх скала, с другой – провал, уходивший по склону горы в темноту. Из снега торчали кресты и надгробия, точно обломки наводнения, а рядом с самым большим курганом виднелись несколько холмиков поменьше. Любой другой не увидел бы в них ничего, кроме очередных сугробов, но Гроссбарты мгновенно опознали склеп. Они побежали через кладбище, спотыкаясь и ударяясь коленями о скрытые в снегу надгробия. За ними, неуклюже потащился Эннио.

Каменную дверь гробницы явно не трогали несколько веков, и Эннио прислонился к ней. Он с завистью смотрел, как Гегель извлекает из мешка бутылку и отпивает, затем передает брату. Манфрид отхлебнул и установил шнапс в снегу у ног. Пока Гроссбарты осматривали дверь и переговаривались на своем личном диалекте, Эннио подхватил бутылку, как он надеялся, непринужденным движением и присел на корточки в снегу, чтобы не садиться на могилу.

Хорошенько отпив из бутылки, итальянец подумал об одной девушке в Венеции, которая поможет ему забыть о загадочных городках, странных пассажирах и заснеженных некрополях. Подумал о ее оливковой коже и зеленых глазах, о том, как мило она его дразнит, когда он притворяется, будто забыл кошелек дома. А потом Эннио увидел, как Гегель вытаскивает из мешка лом и всаживает его в щель под дверью склепа, и поперхнулся.

– Зачем вы это делаете? – прохрипел итальянец.

– Замажься, – бросил Манфрид.

– Не идет, – процедил Гегель, который навалился на лом так, что лицо налилось кровью, а костяшки побелели.

– Вы хотите туда войти? – ахнул Эннио.

– Само собой, – ответил Манфрид, разгребавший снег под дверью.

– Ну что, есть? – спросил Гегель, откладывая лом.

– Ага, – вздохнул Манфрид, – но и нас прищучили. Глянь, что думаешь?

Гегель присел на корточки рядом с братом. Снизу дверь подпирали крупные камни и кладка. Но Гроссбарты встречали преграды и похуже. Они принялись рыться в мешках, а Эннио бегал туда-сюда и в ужасе пялился на них.

– Что там, внутри, может нам открыться о городе? Или о вони у ворот? – раздраженно спросил итальянец.

– Ничего, – ответил Гегель, вытаскивая зубило и молоток для Манфрида.

– Даже меньше, – добавил Манфрид. – То, что лежит в могилах, открывает лишь будущее, а не прошлое.

– Да, это очень распространенное заблуждение, – согласился Гегель, устанавливая зубило.

– Что? – У Эннио голова шла кругом. – Что за чушь вы несете?

– Ну, – протянул Манфрид, занося молоток, – содержимое этого каменного домика нам предскажет будущее. Если в нем полно богатств, мы разбогатеем, если нет, то – нет.

– Есть, разумеется, и более глубокий смысл, – добавил Гегель, вытаскивая собственное зубило и примеряясь использовать тупой конец кирки вместо молотка. – Даже если в нем пусто, нам нужна практика, чтобы с ходу взяться за гробницы язычников. Говорят, в них особенно трудно проникнуть.

Гроссбарты ударили одновременно, так что в окружающем безмолвии далеко разнесся звон металла по металлу. Братья улыбнулись друг другу: знакомый звук, точно оберег, отогнал холод и ведьмин взгляд. Вернулось слабое эхо, тут же они ударили снова, и на землю посыпались каменные обломки.

Череда иностранных проклятий вырвалась у Эннио, но потом возница взял себя в руки.

– Вы собираетесь красть у мертвых? Вы – осквернители могил!

– Эннис… – начал Манфрид.

– Эннио, – поправил его Гегель, продолжая разносить кладку под дверью.

– Эннио, – согласился Манфрид, – даже полудурок поймет, что нельзя ничего украсть, если хозяин мертвый.