Джесс Буллингтон - Печальная история братьев Гроссбарт [litres]

– Само собой, только учти, что если бы их было побольше, они не стали бы рисковать и угрожать разрушением фургона, – ответил Манфрид, положив собственный взведенный арбалет рядом на козлы.

Невидимый человек выкрикнул что-то на языке, которого братья не поняли.

– Говори как положено, воришка херов! – рявкнул Манфрид.

– Имени своего не узнаешь? – завопил незнакомец, и валун вновь зашатался.

– Полегче, пиздюк безбожный, у нас тут женщина! – выкрикнул Гегель.

– Богохульствуй себе на погибель, змий!

Валун зашатался еще сильнее, но не покатился, а крепче засел в склоне.

– Это какой грабитель обвиняет христианских воинов в богохульстве? – закричал Манфрид, нащупав общую тему.

– Разве не предостерегал Сын Человеческий против алчного рода вашего в подобном же месте? – откликнулся невидимый человек.

– Слушай сюда! – взревел Гегель. – Никаких сыновей мы не встречали, а вот треклятого демона убили. Так что ты, ворюга, лучше подумай, с кем связался!

Человек ничего не ответил, но выпрыгнул из-за валуна и прищурился, разглядывая Гроссбартов. Тут в него и попал болт из арбалета Гегеля, который ринулся вверх по склону к упавшему разбойнику с киркой в руках. Манфрид стал на козлах с арбалетом наизготовку, пристально оглядывая склон.

Раненый бандит почти дополз до бревна, которое засунул под валун, чтобы получился рычаг, когда до него добрался Гегель. Кирка взлетела к небу, разбойник перевернулся на спину и забормотал что-то. Болт торчал у него из предплечья. Гегель едва не проломил ему череп, но вовремя остановился, помянул Деву Марию, отбросил оружие и опустился на колени рядом с незнакомцем.

Увидев, что его брат пригнулся и скрылся за валуном, Манфрид закричал:

– Будь осторожен, братец! Перережь этому обманщику глотку и возвращайся сюда!

– Мы облажались! – срывающимся голосом ответил Гегель. – Он – монах!

– Кто?!

– Монах, чтоб тебя!

– Вот черт, – буркнул Манфрид и тяжело плюхнулся на козлы.

– Ты скоро поправишься, – сказал раненому Гегель. – Прости, что так вышло.

Монах застонал, позволив своей несостоявшейся жертве отрезать наконечник болта, пробившего руку насквозь. Кровь хлынула на обоих, когда Гегель выдернул древко, и продолжала капать, даже когда они перевязали рану полосками ткани, оторванными от истрепанной рясы. Похлопав монаха по спине, Гегель помог ему подняться, и вместе они медленно спустились на дорогу.

В знак приветствия Манфрид протянул им миску с пивом:

– Ну, добрый инок, испробуй сего напитка, а потом скажешь, похожи мы на еретиков или нет.

Потрясенный монах отшатнулся, но Гегель его успокоил:

– Это твои братья сварили, так что, думаю, греха в нем нет.

Отхлебнув пива и скривившись, монах потерял сознание и упал. Замешательство, усталость, боль и лишения подточили его силы. Он очнулся, только когда взошла луна, а Гроссбарты разбили лагерь у дороги. После долгих и пламенных речей Манфрид все же согласился забрать еще пару одеял у обитательницы фургона. Братья закутались в них и уселись под легким снегом, глядя, как мечется в беспамятстве монах.

Боль в ране заставила его всхлипнуть еще до того, как он пришел в себя. Открыв глаза, монах вздрогнул, пытаясь понять, где он и кто эти люди. Затем все припомнил, сжался и прикрыл опухшие глаза руками. Его тонзура подзаросла, тут и там на макушке, над неровным кольцом волос, торчала седая клочковатая щетина. Дрожащие руки наконец замерли. Потом Манфрид решил, что пришло время обратиться к монаху.

– Уж извини нас, – сказал он. – Знали бы, кто ты, не стреляли бы.

– Ни за что! – поддержал брата Гегель.

– Но ты поставил нас в такое положение, что мы никак не могли заподозрить, пойми, – продолжил Манфрид.

– Вообще никак! – кивнул Гегель.

– Так что надеюсь, ты снизойдешь, чтобы милостиво нас простить, – закончил Манфрид.

– Пожалуйста, – вторил ему Гегель. – Честная ошибка честных людей.

– А позволите ли, добрые люди, попробовать у вас тушеного мяса? – спросил монах.

– И не только попробовать, если пожелаешь. Мы уже поели.

Гегель протянул ему почти пустой котелок и немного посиневшего хлеба. Голодный монах быстро разделался с едой и снова с надеждой поднял глаза. Хоть и святому человеку, но второй ломоть хлеба Гегель дал уже через силу. Женщина никогда не ела то, что братья ей предлагали, поэтому один лишний рот голодной смертью не грозит. Но все же.

– Будьте благословенны, – промямлил монах, набив рот заплесневелым хлебом.

Обрадовавшись этим словам, Манфрид предложил ему бутылку. Тот принялся отпивать из нее, перемежая глотки пригоршнями снега. Лишь покончив с хлебом, он заговорил снова, переводя взгляд налитых кровью глаз с братьев на фургон и обратно:

– Простите мне эту хитрость, я не желал причинить вред таким добрым людям.

– Так и вреда-то не было, инок, – отмахнулся Манфрид.

– Вообще-то я священник, – поправил его священник.

– Рад слышать, что ты не собирался на самом деле свалить на нас тот камень, – примирительно сказал Гегель.

– Нет, что вы, я бы вас обязательно им раздавил, – возразил священник, и его глаза блеснули.

– Да ну? – Гегель даже наклонился вперед.

– Видит Бог, будьте вы другими, а не самими собой. Вы ведь… – Священник тоже наклонился вперед.

– Мы? А! Гроссбарты, – ответил Манфрид, как только понял, что это вопрос. – Манфрид.

– И Гегель.

– Благослови вас Господь, Гроссбарты. Я – отец Мартин, и я должен попросить у вас прощения: разом за первое впечатление, которое на вас произвел, и за новое неудобство, коему придется вас подвергнуть.

– Прощенья просим, – перебил его Манфрид, – но ежели ты вдруг сожалеешь о том, чего еще не сделал, можно беду обойти, если этого не делать вовсе.

Гегель пнул брата ногой.

– Не слушай его. Мы – служители Пресвятой Девы и сделаем все, чего ни попросишь.

– От всей души благодарю вас. А теперь, прошу, снимите свои рубахи и плащи, – поспешно сказал отец Мартин, которому не терпелось сказать и покончить с этим.

– А ну-ка, погоди, – зарычал Манфрид.

– Пожалуйста, прошу вас, – умолял священник. – Я должен сам посмотреть. Должен.

Братья быстро разделись, но Манфрид чуть менее охотно, потому что слыхал рассказы о священниках, которые злоупотребляли саном именно для таких дел.

– Теперь поднимите руки.

Увидев, как они напряглись, Мартин повторил «пожалуйста». Холодный ветер обжег им подмышки, зато Гроссбарты поняли, чего хотел священник, когда он наклонился и пристально всмотрелся, чуть не подпалив при этом изодранную рясу. Удовлетворенно кивнув, он снова отхлебнул из бутылки и уселся на место, пока братья натягивали рубахи.

– А теперь не были бы вы так добры, чтобы… – начал Мартин, но Манфрид его перебил: