Джесс Буллингтон - Печальная история братьев Гроссбарт [litres]

Нельзя счесть ничем иным, как чудесным вмешательством Девы Марии, тот факт, что борода Гегеля не пострадала. А вот волосы на голове сгорели до корней. Одежда тоже превратилась в черные лохмотья, а из груди Гроссбарта вырывался кашель. Но кашель означал, что Гегель дышит, чем обрадовал Манфрида. Оттащив брата к фургону, Манфрид обнаружил, что внутри тот обит бархатом и усыпан подушками. Здесь Манфрид упал рядом с братом, обнял его, чтобы не замерзнуть без одеял, и провалился в сон, похожий на смерть.

Таверна пылала всю ночь, вместе с ней дотла сгорели сарай и несколько соседних строений. Заваленные снегом крыши занимались не слишком хорошо, так что остальные дома не пострадали. Когда Гроссбарты выбрались из фургона, их обычно крепкие кишки свернулись узлом от безбожного зловония, пропитавшего одежду и волосы, но прохладное утро и яркий солнечный свет успокоили разбушевавшиеся желудки.

На макушке у Гегеля совсем не осталось волос, даже брови сменились темными пятнами на вздувшихся волдырях. Он чувствовал неимоверное облегчение от того, что уцелела борода, не говоря уже о лице. Обожгло лишь темя, затылок и спину. А вот одежде повезло значительно меньше, чем ее владельцу, поэтому Гегель вломился в ближайший дом, чтобы найти себе что-нибудь подходящее на смену обуглившимся лохмотьям.

После удара копытом адской свиньи в плече Манфрида пульсировала глухая боль, но быстрый осмотр показал, что в остальном он, по большей части, цел и невредим. На руке, которой он схватил демона за ножку, высыпали лихорадочные волдыри, особенно на ладони. Манфрид плюнул на нее и вытер о снег. Затем принялся искать пропавшую женщину, но постыдился поднимать крик и звать ее.

Гегель вернулся к фургону с несколькими ношенными, но чистыми рубахами и штанами, кроме тех, в которые переоделся в доме. Кисть его правой руки тоже опухла и покрылась сыпью. Принюхавшись, он заключил, что от нее воняет хуже, чем от остального тела. Гегель поманил к себе брата, который вламывался в один дом за другим, но едва осматривался внутри, а затем переходил к следующему.

– Братец! – окликнул его Гегель. – Я нам новую одежку нашел.

Манфрид неохотно вернулся к брату и принялся сдирать с тела зловонные полоски – свои прежние шоссы [17] Шоссы – в Средневековье штаны-чулки, которые натягивались отдельно на каждую ногу и крепились к поясу. , рубаху и белье, затем натянул подходящие обновки. Пара кожаных штанов, хоть и была поудобнее, чем шоссы, оказалась великовата, но к такого рода неудобствам он давно привык: никогда в жизни ни один Гроссбарт не носил даже носка, сшитого по мерке.

Накрытые одеялами лошади дремали там, где остановились. Братья порылись в обугленных останках таверны в надежде найти целую бутылку или хоть что-то ценное, но нашли только обугленные останки Альфонсо. Лезть в частично завалившийся очаг за старым котелком ни один из братьев не захотел.

Вместе они обыскали дома, в которые успел вломиться Манфрид, и обнаружили мешки с зерном, новый котелок и еще несколько одеял. Гроссбарты собирались бросить все это в фургон, но к вящему потрясению Гегеля и радости Манфрида внутри уже расположилась загадочная женщина. Ее волосы сверкали, и Манфрид потянулся, чтобы отодвинуть прядь и открыть лицо, но Гегель перехватил его руку и сурово посмотрел на брата. Манфрид швырнул одеяла на дно фургона и раздраженно задернул полог.

– Целомудрие надо сохранить, – заявил Гегель.

– Кто сказал, что я не храню?

– Ее целомудрие, и твое тоже. Помнишь, куда везли эту девицу?

– К какому-то толстому богачу на юг, – ответил Манфрид.

– Какому-то морскому капитану на юг.

– Да?

– Да. Именно. Капитаны. Корабли. Плывут. В Гипет.

Гегель ухмыльнулся, довольный тем, что сам во всем разобрался.

– Вот так так, – искренне поразился Манфрид. – А как этого капитана звали, не помнишь?

– Э-э-эм-м, – промычал Гегель, и волдыри на месте бровей болезненно поползли друг к другу. – Вроде бы Бар Гусь. Точно, долю свою ставлю.

– Что за имя дурацкое такое?

– Да у них всех имена дурацкие – Аль Понц там или Эннио.

– Это точно, – согласился Манфрид, – но где гнездышко этого Гуся?

– В Венеции, тут я уверен.

– Это как?

– А?

– «Тут я уверен», – передразнил Манфрид. – А в остальном что, не уверен? Зовут его, что ли, не Гусь, или он не моряк?

– Нет, в этом тоже уверен. Тут чего сомневаться?

– Ох, не ошибись, братец.

– Да ну?

– Ну да.

Гроссбарты злобно уставились друг на друга, затем расхохотались. Манфрид неторопливо привел в порядок лошадей, а остатки упряжи, для которой не смог найти применения, свалил внутрь фургона. Некоторое время он вел коней в поводу, чтобы проверить, не разойдется ли где упряжка, потом запрыгнул на козлы рядом с Гегелем, который протянул брату полкотелка теплой каши.

– «Нужен нам Эллис», говоришь? – фыркнул Манфрид.

– Ну да, может, Эннио и был трусом, но перед смертью очистился.

– Возможно, – кивнул Манфрид. – Уж точно лучше, чем треклятый Понц, который демона впустил в дом. Эннио теперь воссел рядом с Девой Марией.

– А про другого что думаешь? В талом снегу потонул, вот ведь!

– Да плевать! Если они все там такие слабаки, мы быстро заделаемся князьями в Италии, и арабские города нам не понадобятся!

Распогодилось, воздух потеплел, снег на улице подтаял и сильно мешал продвижению, пока они не добрались до ворот, за которыми начинала петлять горная дорога. Здесь она больше походила на ручей, чем на тракт, но братья не сдавались и вскоре остановили коней под воротами монастыря. Поскольку демона они истребили, теперь можно забрать пожитки и заглянуть наконец внутрь склепа.

– Мы скоро, – крикнул Манфрид, обращаясь к женщине внутри, но ответа не получил.

Он было задержался, но Гегель потащил брата за собой к дверце в стене и дальше – на кладбище. Пробравшись через грязь и шугу, они нашли на прежнем месте свои мешки. Арбалеты промокли, но, судья по виду, еще могли сослужить Гроссбартам службу, а похищенные в таверне бутылки чудом не разбились.

– Ни демон, ни Дьявол, ни ведьма, ни зной от золота нас не удержат с тобой! – поднял тост Манфрид.

– Благословенна будь, Мария, и благословенны мы с тобой! – благочестиво протянул Гегель. Затем оба выпили и похлопали друг друга по спине.

Спрятав шнапс, братья алчно распахнули дверь склепа и шагнули внутрь. Гегель поджег последнюю оставшуюся у них лучину и обвел ею тесное помещение; из тьмы выступили три каменные гробницы. Братья не стали трогать бронзовую окантовку, а всадили ломы под крышки и навалились как следует. Скелеты в саркофагах оказались один другого старше, но на дне каменных гробов поблескивал металл. В итоге из праха братья выудили семь колец и золотое распятие.