Джесс Буллингтон - Печальная история братьев Гроссбарт [litres]

– А? – заморгал Чиприано, потом назвал небольшую сумму.

– Есть. А за ягодки?

Он назвал еще одну, несколько бо́льшую сумму.

– И опять есть. Заплати ему, Манфрид.

Манфрид извлек тот же кошель, который только что прикарманил, отсчитал монеты на стол и положил еще одну.

– Это за то, что не соврал нам. А это, – добавил он, встряхнув кошель, прежде чем высыпать все его содержимое на стол, – за то, что не будешь врать тем, кто придет потом, чтоб очернить имя Гроссбартов. Мы не воры и не убийцы, а добрые люди, с которыми плохо обошлись.

– Ты нам вчера заплатил за него, – проговорил Гегель, поднося кольцо к свету. – Честную цену или немного заниженную?

– Честную, – выдохнул Чиприано, который уже совсем не понимал, что происходит.

– Хорошо, – бросил Гегель и положил кольцо обратно в тайник под камень, пока Манфрид отсчитывал соответствующее количество монет и клал их обратно в кошель.

– Сегодня вечером лучше в чужие дела не лезь, – посоветовал цирюльнику Манфрид. – Лучше набрать несколько ведер для собственной крыши, чем чужими заниматься.

– Он это прямо говорит, – пояснил Гегель, забрасывая Мартина на плечо. – А если мы выясним потом, что ты враки распускаешь, или ягодки не сработают, можешь рассчитывать, что увидишь нас снова, причем раньше, чем чертей.

– Присматривай за отцом, – назидательно сказал Манфрид, легонько пиная ногой Паоло в подбородок. – Честного человека найти труднее, чем то, что у вас под камнем лежит.

Дородный ополченец даже не шевельнулся, чтобы открыть Гроссбартам ворота, когда они выезжали из города, поскольку был поглощен разговором с крестьянином из трактира. Братья остановили фургон недалеко от городка, затем отвели его в густые заросли за холмом, где привязали коней к старому пню, а сами крадучись двинулись обратно в сгущающихся сумерках. Обойдя стену, они подошли к месту за конюшней таверны, которое Манфрид пометил, засунув палку между досок, а там Гегель помог брату забраться наверх.

Мягко приземлившись в густую грязь в загоне для свиней, Манфрид быстро поднялся и перебросил веревку для брата. Гегель как раз выбрался на стену, когда кто-то подошел, освещая дорогу лучиной. Паренек успел заметить лишь проблеск седой бороды, прежде чем булава ее обладателя ударила его точно между глаз. Подхватив с земли шипящую лучину, Манфрид от души пнул ногой помощника конюха, а затем взял остатки масла и забрался за таверну.

Гегель бегом пересек рыночную площадь, и волосы на загривке подсказали ему, что его никто не заметил. В строениях у дома кузнеца света не было, что вполне устраивало остроглазого Гроссбарта. Не скупясь, он полил маслом деревянную дверь, а еще больше расплескал в конюшне. Он бы предпочел самолично разделаться с кузнецом, но тут ничего не поделаешь. Несколько минут он боролся с кремнем, вспотел, а солома никак не хотела заниматься. Но, когда она вспыхнула, огонь переметнулся на стены здания так быстро, что ему едва хватило времени метнуться на другую сторону улицы, прежде чем в доме поднялся крик.

Лучина заметно облегчила задачу Манфриду. Увидев в темноте ухмылку Гегеля, он поджег трактир. Тот разгорелся еще быстрее, и, прежде чем Гроссбарты перебрались в свиной загон, а потом через стену, весь город уже полнился воплями. Ослепленные пламенем Гроссбарты побежали, спотыкаясь и поскальзываясь всю дорогу до фургона. Мартин уже очнулся и вскрикнул, когда они вдруг возникли перед ним, и братья обрушились на него с упреками.

Некоторое время ушло на то, чтобы снова выбраться на дорогу в темноте, но, когда они обогнули холм, путь осветило зарево горящего городка. Мартин потряс головой, чтобы прочистить мозги, и с любопытством взглянул на братьев. Те ничего не сказали, но по их ухмылкам было легко прочесть мрачную историю. Голова у священника работала слишком плохо, чтобы осознать что-то, кроме того, что правая рука у него теперь болела больше, чем прежде левая, поэтому вместо ответов он попросил у братьев выпить. Манфрид поднес к губам священника бутылку шнапса и держал до тех пор, пока тот не поперхнулся и не забрызгал всех троих. Братья тоже приложились к бутылке, а фургон время от времени съезжал с дороги. В полночь спутники пересекли папский мост, провозглашая тост в память Его Святейшества Формоза.

Всхлипывая и повизгивая от жалости к себе, чумной дух, которого братья выжгли из Эннио, расхаживал туда-сюда по крысиной норе. Грызун, которого он натянул, словно грязную власяницу, нервно сжимал и разжимал лапки. Провидение привело его призрачное тельце в крысу, которую демон тут же одержал, но огненное мучение слишком ослабило его, чтобы сразу попробовать войти в одного из Гроссбартов. Хуже того – гнусные братья почему-то оказались невосприимчивы к его чуме, а теперь они уехали, сбежали, не догонишь. Да и какой человек станет задерживаться в таком месте? Крысе немного осталось, а зима загнала в убежища всех прочих потенциальных носителей, если не считать нескольких блох, которые жили на этом грызуне, так что демон понимал: скоро он останется один, а затем… Об этом он даже не смел думать, только запищал от страха и ярости.

Первую ночь в крысе демон потратил на рытье глубокой норы, чтобы проклятый шар не дотянулся своими лучами до его убежища. Но теперь, вглядываясь во тьму, он осторожно пробирался по тоннелю наверх. Учуял эфирный дым звездного пламени и вкусил сияния луны, а затем побежал так быстро, как мог, прочь из норы, вон из дома – в засыпанный зимой город. Демон добрался до черного пепелища на месте трактира, но они, разумеется, пропали, сбежали, не догонишь. Неслышный вздох слетел с крысиных губ. Он понимал, что они сбегут, наверняка даже они не были такими идиотами, чтобы…

Они не сбежали. Оказались именно такими идиотами. Демон приметил тусклый отблеск костра за монастырем – на том самом кладбище, где они впервые увидели друг друга. Он поверить не мог в такую удачу и даже запищал, покатался в снегу от радости. Короткий путь из города на кладбище, правда, покажется многими лигами его теперешним коротеньким лапкам, так что демон быстро опомнился и потрусил в обратный путь – туда, откуда явился прошлой ночью, когда одержал борова, – перепрыгивая, где получалось, из одного следа копыта в глубоком снегу в другой.

Кони начали фыркать, но демону было не до них. У него есть цель, и вот он ее увидел: Гроссбарт сидит у костра. Демон ринулся вперед, оскалив крысиные зубы в подобии ухмылки… Тут-то его и схватила Николетта. Демон почувствовал, как пальцы сомкнулись на его крысе, и прежде чем успел выпрыгнуть из грызуна, земля ушла из-под лап, а звезды завертелись от того, что животное закувыркалось в холодном воздухе, когда невидимая рука понесла его высоко над тучами. Хватая зубами и когтями пустоту, демон не мог понять, что произошло, поэтому запищал от возмущения в окружающую черноту. Ночь подходила к концу, луна кренилась к закату. Демон понимал, что скоро рассвет, и дрожал от страха.