Джесс Буллингтон - Печальная история братьев Гроссбарт [litres]

– Святая кровь на руках ваших, – провозгласил Манфрид, но никто не отреагировал, пока трактирщик не перевел.

Это вызвало перешептывания, но никаких возмущенных возражений или чистосердечных признаний. Дав им несколько мгновений, чтобы прийти в себя, Манфрид добавил:

– Священник может умереть из-за кого-то в этом городе. Выдадите его нам, разойдемся миром. Если нет, на вас падет гнев Девы Марии.

Трактирщик побагровел, но переложил мысль Манфрида на итальянский. Тут все закричали. Несколько человек попытались добраться до Манфрида, но другие их удержали. Трактирщик куда-то ускользнул, а в это время (хоть этого никто не знал) подмастерье кузнеца Витторио, который сообщил своим двоюродным братьям о ценной добыче в лице Гроссбартов, ждал в условленном месте за городом, чтобы получить свою долю. Вскоре снова появился трактирщик – с рычащим мастифом на веревке.

– Катись ко всем чертям, сумасшедший негодяй! – заорал он, наступая. – Если не поторопишься, собаку на тебя спущу!

– Ну хорошо, – проговорил Манфрид, отступая к выходу. – Я вижу, как все выходит.

– Выходит так, безмозглый проглот, что ты не в своем уме! Никто здесь никакого священника не ранил, а теперь проваливай да сношай дальше своего мерзкого братца!

Захлопнув дверь, Манфрид услышал, как трактирщик сказал что-то собравшимся, и вся таверна взорвалась хохотом, торжествующими криками. Прежде чем вернуться к цирюльнику, он обошел городскую стену по периметру. Мрачное выражение на его лице постепенно сменилось ухмылкой. Удовлетворившись осмотром, он пришел по пыльной улице к цирюльнику и сразу приметил фигуру брата, который возвращался со своего задания.

– Кузнеца, видно, из конских яблок лепили, – объявил Гегель. – Выбил из него несколько монет за папских лошадок. Но он все равно не раскололся, так себя повел, будто меня не понял.

– Ты удивлен?

– Конечно, нет. Кто проводит столько времени с копытными зверями, сам обязательно станет скользким. Я по глазам понял, что он узнал этих лошадок.

– А тот парень, косоглазый? Из него мы могли что-то выбить.

– Подмастерье? Нет, его не видел.

– Жаль. Но неважно, потому что я получил все ответы в трактире.

– Да ну?

– Ну да.

– И что?

– Они все виновны, – провозгласил Манфрид.

– Признались?

– Все равно, что признались. Смеялись над нами, угрожали, говорили, мол, у нас с тобой связь.

– Ну, мы же по крови…

– Половая связь.

– Ух! Ну пошли, – бросил Гегель и направился к трактиру.

– Придержи свой гнев чуток, – проговорил Манфрид и увлек брата в сторону дома цирюльника. – Чтобы судить, нужно подумать наперед, а их сегодня точно ждет судный день. И начнем с драного цирюльника.

– Думаешь, он в курсе дела?

– Как знать? А если не знаешь, ошибиться в сторону предосторожности – не ошибка.

– Думаешь, ягодки, которые он нам продал, вправду страшный яд, как он рассказывал?

– Если врет, будет за это гореть в печах подземных. Если нет, блаженство ждет его раньше, чем он думает, – процедил Манфрид.

Мартин спал на полу у огня; обе руки сложены на груди, что придавало монаху набожный вид, который в противном случае сильно пострадал бы от громкого храпа. Чиприано, высокий темноволосый и большеглазый цирюльник, снова сел за стол к остывшему обеду, а его щуплый сын Паоло вытирал кровь с пола. Слава Богу, священник будет жить, но пальцы Чиприано дрожали от усталости, да и Паоло был расстроен. Он расстроился куда больше, когда дверь с грохотом распахнулась, и внутрь ввалились Гроссбарты.

– Повезло святому отцу, – начал Чиприано, откладывая нож.

Манфрид врезал ему в грудь так, что сбил с табурета, а Гегель ухватил Паоло за шею и бросил мальчишку на стол. Манфрид присел на корточки над перепуганным хирургом и поднял кинжал, чтобы отблеск огня на лезвии попал в глаза Чиприано.

– Есть у тебя еще такие ягоды, как ты нам продал? – спросил Манфрид.

– В чем дело? – выдавил из себя Чиприано.

– Есть или нет?

– Паоло, – сказал цирюльник и добавил еще несколько слов по-чужестранному, затем добавил по-понятному: – Дайте ему их принести.

Гегель отпустил несчастного мальчишку, который стал рыться в ящиках и сумках в углу комнаты. Со дна какого-то сундука он вытащил глиняный сосуд с деревянной крышкой. Паоло понес его лежавшему на полу отцу, но так дрожал, что выронил, сосуд разбился, и темно-фиолетовые ягоды раскатились по полу. Гегель отвесил ему подзатыльник и собрал пригоршню, затем посадил Паоло на стул и встал у него за спиной, ожидая знака от брата.

– Вот, берите. И оставьте нас в покое! – взмолился Чиприано.

– Дело в том, – объяснил Манфрид, – что этот бург нас продал. Подставил. Сдал разбойникам.

– Не по-христиански это, – добавил Гегель.

– Это не я! – прохрипел Чиприано.

– Ни туда ни сюда, – сказал Манфрид. – Ты же нам продал так называемый яд, небось хотел малость сам подзаработать, прежде чем папы загребут остальное?

– Что? Так называемый? Папы? Белладонна не сработала?

– Не знаю, не пробовал еще. Гегель!

– Готов, братец.

– Что вы хотите сделать? – ахнул Чиприано и чуть не сел, но вспомнил про клинок, застывший у него перед лицом.

– Проверочку, – ответил Манфрид. – Мы твоего пацана ягодами накормим, и, если он окочурится, значит, у нас все по-честному, а если нет, ты железа пожуешь.

– Что?! Умоляю, не надо! Прошу вас! Умоляю!

Чиприано в отчаянии перешел на свой родной язык, забыл про кинжал и вцепился в руку Манфрида. Его сын услышал, что говорит цирюльник, и начал всхлипывать, так что Гегелю пришлось дать ему еще один подзатыльник.

– Вот дерьмовина, – буркнул Гегель и сплюнул в шевелюру Паоло. – Думаю, они не врут.

– Я тоже, – вздохнул Манфрид. – Ни он сам, ни пацан на нас с ножом не полезли, как кровожадная женка старика Генриха. Выходит им милость. Хватит бабьи сопли разводить, цирюльник, вставай.

– Спасибо, – всхлипнул тот. – Мой мальчик – моя жизнь, спасибо.

– Черт, да мы ведь неплохие люди, – сказал Гегель, вытряхивая какие-то травы из мешочка и собирая в него раскатившиеся ягоды.

– А теперь – где то колечко, которое мы у тебя сменяли на марки? – уточнил Манфрид, не выпуская кинжал из рук.

Лекарь неуклюже отполз к очагу, приподнял камень и вытащил из тайника украшение. Тем временем Манфрид взял с соседней полки кошель с монетами, из которого Чиприано расплачивался с братьями за кольцо, и бросил в свой мешок. Затем Гроссбарты связали отца и сына спиной к спине на полу, при этом младший дрожал и с открытым ртом смотрел на братьев, а старший продолжал осыпать их благодарностями.

– С этого момента, – объявил Гегель, – Гроссбарты против тебя ничего не имеют. Сколько мы тебе должны за священника?