Ольга Романовская - Гранит науки и немного любви [litres]

– Запомни, хорошенько запомни это утро, – наклонившись к самому уху, прошипела она. – Узнаю, что вертишься вокруг Эдвина, сделаю все, чтобы вылетела из академии. Не исключат, так в Школу иных сошлют. Отступись, вертихвостка!

– Так замуж не терпится, что насильно жениха в Управу поволочете?

Чтобы избавиться от мертвой хватки Тшольке, пришлось пожертвовать клоком волос.

Кое-как отползла в сторону.

Холодная рубашка липла к телу. Она ничего не скрывала, и Осунта поспешила оценить мою грудь и бедра. Судя по всему, увиденное ей не понравилось. Тшольке презрительно скривила губы и отвернулась. На мой вопрос она так и не ответила. Воспользовавшись моментом, поднялась на ноги и ухватила Осунту за хвост.

Сочащаяся кровью царапина украсила щеку соперницы.

Дотянулась!

Тшольке отскочила, побагровела и рявкнула:

– Сегодня же пробкой из бутылки вылетишь из академии!

– Ректору расскажу, – размазывая кровь, пообещала я. – И покажу. А еще отцу напишу.

– Пугаешь папочкой, девочка? – Осунта обошла меня по дуге. – Напрасно!

Пока я придумывала ответ, Тшольке гордо удалилась, громко хлопнув дверью.

Выдохнув, стащила грязную мокрую рубашку и кое-как ополоснулась. Меня пошатывало, живот ныл, но я упрямо заставляла себя вставать под струи.

Запахнувшись в халат, подобрала с пола ночнушку и решилась глянуть в зеркало. Красавица! Следы побоев не замаскируешь, даже не знаю, к лучшему или к худшему. За любовь к преподавателю по голове не погладят, зато Тшольке накажут.

Робко приоткрылась дверь, и в помывочную заглянула староста. Обнаружив меня живой, она с облегчением вздохнула и участливо спросила:

– Агния, ты как? За что она тебя?

– Личное, – буркнула я, пытаясь высушить волосы полотенцем.

Посвящать студенческий дом в причины ссоры не собиралась.

Нужно попасться на глаза магистру Лазавею, пусть полюбуется на месть ревнивой любовницы. Уверена, магистр не оценит.

Светана при виде меня пришла в ужас, но не удержалась-таки, напомнила: она-де предупреждала.

Полежала немного, дождалась, пока тупая боль стихнет и оделась. На занятия, разумеется, опоздала, но магистр Анук, преподававшая основы арифметических вычислений в магии, не отругала, а отправила в лазарет. Ладно, полежу с ватой в носу на кушетке у магистра Аластаса.

В учебном корпусе царила небывалая тишина. В полном одиночестве я плелась по коридору. Задумавшись, едва не получила дверью по лбу. Возмущаться не стала: лицо и так произведение искусства, хуже не стало бы.

– Агния? – магистр Лазавей изумленно взирал на меня с порога комнаты преподавателей. Удивление быстро сменилось беспокойством. – Кто это вас?

– Демон в женском обличье. Магистр Анук отпустила, я не прогуливаю, – сочла нужным добавить, чтобы не записали прогул.

Магистр категорично заявил: учеба для меня сегодня закончена, и вызвался проводить до лазарета. Он то и дело хмурился, разглядывая мое лицо, и косился на дверь преподавательской, словно раздумывал, не позвать ли коллег полюбоваться и стать свидетелями избиения студентки. К счастью, не стал.

Если прежде хотелось рассказать и показать все Эдвину, ректору, то теперь стало стыдно. Можно подумать, я, а не Осунта нанесла те удары. Просто безумно тяжело стоять и знать, какая ты «красивая», когда рядом он . И еще труднее признаться, что деревенская девчонка не смогла дать отпор.

– У вас студенты, я сама прекрасно дойду. – Не объяснять же, что не желаешь заработать сломанную руку или остаться без глаза.

Тшольке не шутила, когда предупреждала о возможных увечьях. Я могла сколько угодно хорохориться, но все равно боялась.

– Никаких студентов у меня сейчас нет, спокойно верну долг, – Лазавей напомнил, как полтора года назад я назойливо заботилась о его здоровье.

– Но у вас же была рука сломана…

Поймала себя на глупой улыбке. Стою, смотрю на Эдвина и улыбаюсь. А еще ковыряю носком сапога пол. Вот что любовь делает! Думаю не о боли или разбитом носе, а о том, как бы не дышать ртом: некрасиво.

– А у вас нос, без сращивания не обойтись.

Магистр протянул чистый носовой платок. Поблагодарила и оперлась на его руку. Он ободряюще похлопал по плечу, заверил, магистр Аластас – знаток своего дела, вылечит быстро и качественно.

Какой же Эдвин милый!

Утро снова стало добрым. Пожалуй, я благодарна Осунте. За носовой платок любимого преподавателя, его руку на талии и ободряющие теплые слова можно вытерпеть избиение.

Тшольке ведь проиграла. Я ковыляла рядом с Лазавеем и знала: он ее не любит. После сегодняшнего и подавно. Не нужно ничего говорить, магистр не дурак, сложит два и два.

В лазарете скучал помощник лекаря. Я его не знала – практикантов у магистра Аластаса всегда хватало. Все неказистые, увлеченные наукой, а не собственным внешним видом.

Лазавей усадил меня на стул и велел студенту оказать посильную помощь, а сам отправился на поиски магистра Аластаса. Когда он вернулся, я лежала на кушетке с предсказуемой ватой в носу и холодным компрессом на лбу. Вид, наверное, имела жалкий, но Эдвина, кажется, это не волновало. Магистр поинтересовался самочувствием и попросил разрешения взглянуть, нет ли магических повреждений. Безропотно согласилась и прикрыла глаза.

Слегка подташнивало. Тело ныло. Такое впечатление, будто меня мешками с картошкой били.

Легкий шорох.

Ага, Эдвин присел рядом и положил руку на лоб.

На пару минут воцарилось молчание, ничего не происходило. Затем Лазавей убрал руку и успокоил:

– Вроде ничего серьезного, магический резерв слабый, но не поврежден. Я, конечно, не специалист, но…

– Но в рамках самовыживания лечебное дело знаете, – с добродушной улыбкой закончил Аластас. – Не прибедняйтесь, Эдвин, все боевые маги умеют показывать смерти зубы. Только откуда у девочки резерв? – задумался врачеватель. – Она ведь с общеобразовательного.

– Он крохотный. Преподаватели Школы иных у нее зачатки дара обнаружили.

– Тайо постаралась? – Магистр Аластас занял место Лазавея. С сожалением открыла глаза. Определенно, Эдвин нравился мне больше. – Помню ее, как же. Женщина – и ректор! Столько зубоскалили, но она тремя видами магии владеет… Ладно, что тут у нас?

Лекарь склонился надо мной, вытащил затычки и легонько надавил на горбинку носа.

Больно же!

Слезы брызнули из глаз, пальцы судорожно вцепились в простыню.

– Ну? – набросился на лекаря Лазавей. – Перелом?

– Трещинка. И пара ссадин на лбу. Сейчас исправим.

Аластас закатал рукава, сплел паутинку из зеленых нитей и накрыл ею мой нос. Дико защипало. Ноздри разбухли, будто от простуды.

Попросив не двигаться, лекарь ловко вправил нос и еще немного поколдовал над ним.