Ольга Романовская - Гранит науки и немного любви [litres]

Лазавей молчал и отводил глаза.

Неприятная сцена!

Вспомнив о гордости, Осунта оттолкнула любовника и зло прошипела:

– На молодую променял, выбросил, как стала не нужна?

Казалось, Тшольке разорвет магистра в клочья. Она побледнела от ярости, затряслась, напряглась, как пружина. Пальцы сжались в кулаки, ногти до крови впились в ладони.

Однако обошлось малым.

Осунта влепила любовнику звонкую пощечину и, вмиг обретя спокойствие, села.

Безмолвствовавший до сих пор ректор скрестил руки на груди. Таким сердитым я еще никогда магистра Айва не видела. Нешуточные страсти, сотрясавшие академию, вывели старика из себя, и он потребовал от Эдвина объяснений. Лазавей неохотно признался в любовной связи с Тшольке, заверив, что она сама предложила необременительные близкие отношения.

– Знал бы, скинул бы в тот вечер твою руку! – в заключение добавил он, метнув тяжелый взгляд на Осунту.

– Как же, ты с радостью принял помощь в «восстановлении энергии»! – осклабилась в улыбке «хвостатая». – Не строй из себя дурачка! Ты прекрасно знал о моей любви и ею пользовался.

Никогда бы не поверила, что скажу такое, но… бедная Осунта! Если все правда, магистр поступил подло.

Ректор тоже встал на сторону Тшольке и молчаливо осудил подчиненного.

Лазавей сгорбился и расстегнул ворот рубашки. Намотав на палец шнурок, тот самый, который я подарила, он глухо попросил меня выйти:

– Я не стану обсуждать свою личную жизнь при студентке.

Как ни хотелось остаться, пришлось уйти. Прижалась ухом к замочной скважине, надеясь услышать хоть слово, но, увы, заклинания маги ставить умели.

Разговаривали долго, около часа. Наконец позвали меня и устроили головомойку: ректор узнал о визите в дом Осунты. Наказание назначили такое, что исключение лучше – три недели бок о бок с Тшольке в качестве переводчицы с демонического. Осунта тоже не обрадовалась, но смолчала. Приглядевшись, поняла, Тшольке плакала – опухшие веки, раскрасневшееся лицо. Она вытащила кошелек и, нарочито не замечая, всучила мне.

– Держи, – отрывисто пояснила Осунта. – Я еще столько же тебе должна. И, – она выдержала паузу, – можешь больше не пакостить: надобность отпала.

Повертела кошелек в руках.

Не нужны мне деньги, верну потом. Осунта гордая, не возьмет, значит, подкину.

Тшольке передвинула стул ближе к окну. Ректор предложил ей воды, она отказалась и, зло зыркнув на меня, громко хлопнула дверью.

– Полагал, будет хуже, – глухо пробормотал Лазавей, проводив взглядом бывшую любовницу.

– Вы о наказании или о ее реакции? – осведомился магистр Айв. Он единственный из четверых обрел былое спокойствие. – Осунта – великолепный маг, я не стану рушить ей жизнь из-за неудачных отношений и вспыльчивого характера. Но, как мужчина, вас понимаю, – лукаво подмигнул он и перешел на шепот: – Наверное, оно того стоило.

Магистр не ответил. Погруженный в себя, он вертел амулет на шнурке, а потом неожиданно предложил:

– Вторую часть штрафа заплачу я. Мы оба виноваты. Прошу, – он сжал пальцы так, что они побелели, – не придавайте дело огласке. Репутация Осунты серьезно пострадает, а Агнию затравят.

Ректор кивнул.

Он хороший мужик, сделает.

До отъезда с Лазавеем поговорить не удалось: тот сознательно меня избегал. Однако перебрасывать нас к месту встречи предстояло именно ему, поэтому скрыться магистру не удалось. Тем необычнее в свете недавних пряток показалось желание Эдвина поговорить наедине в день отъезда.

В холле главного корпуса ввиду раннего часа царила тишина.

Позевывая, прислонилась к стенке, гадая, зачем подымать нас задолго до рассвета. Демоны разбегутся?

– Помиритесь с ней, – с места в карьер начал Лазавей. – Зачем наживать врага на пустом месте?

Сон мгновенно прошел.

Так вот о чем хотел поговорить магистр! Ради Осунты?

Низко опустила голову, скрывая горькую усмешку.

Не в первый раз, Агния. Мужики, они такие.

По сравнению с Хендриком забыть легко. Эдвин не клялся в любви, а поцелуй… Мало ли кого на тех же ярмарках целуют.

Ничего, уеду, они с Осунтой помирятся. А у меня демоны, с ними не до несчастной любви. Словом, совет да любовь, только жутко хочется выразиться. Как бы сказал Шкварш?

Задумалась, подбирая подходящее выражение, и не заметила, как подошел Лазавей. Он практически касался меня, одной рукой уперся в стену.

Игра в гляделки длилась долго. Эдвин сдался первым.

– Вам обеим смягчили наказание. Магистр Айв по закону должен был одну уволить, а другую исключить. И там, и там – без права восстановления.

– Вы заступились? – догадалась я.

Магистр кивнул.

– Не доглядел, – вздохнул он и отошел.

Только сейчас заметила, как изменился Лазавей всего за пару дней. Погруженная в собственные переживания, не обратила внимания ни на тени под глазами, ни на серый цвет лица. Переживает из-за Осунты и поэтому не спит по ночам? Вряд ли. Тшольке нужна магистру как любовница, не более. При всей моей богатой фантазии не могла разглядеть признаков нежных чувств. Дружба, уважение, сочувствие, но не любовь. Тогда что же терзало совесть Эдвина? Деньги? Сумма большая, жалованье у преподавателей не королевское… Так я откажусь, не надо денег!

– Вы ни в чем не виноваты, – отлепившись от стены, подошла к Эдвину и робко положила руку ему на плечо. – Просто магистр Тшольке – собственница, а я – дура.

– И ни капли не собственница? – с усталым смешком уточнил Лазавей.

Смутившись, уделила пристальное внимание растению в кадке. Сколько там у него листьев?

– Значит, разговаривать не желаете, – в голосе магистра промелькнула обида. – Хорошо, – встрепенулся он и убрал мою руку с плеча, – вернемся к Осунте.

– Хочу! – Аж подпрыгнула на месте и мстительно потребовала: – Начнем с вас. А то ректору можно знать, а мне нет.

Эдвин тяжко вздохнул, привычным нервным жестом накрутил на палец амулет и обошел холл по периметру. Терпеливо ждала, пока он решится.

– Допустим, вы мне нравитесь. Всегда нравились, – подчеркнул Лазавей и наконец остановился.

– А Осунта? То есть магистр Тшольке? – вовремя вспомнила, что я студентка, а «хвостатая» – преподаватель.

Магистр замялся и сквозь зубы процедил:

– Бывшая любовница.

Воцарилось неуютное молчание. Лазавей досадовал на себя за излишнюю откровенность, а я не знала, как далеко могу зайти. Удобно ли спрашивать, какие чувства связывали любовников? Постель или нечто другое?

– Все кончено, – мрачно произнес магистр.

Вздрогнула и встревоженно посмотрела на него.

А?

Что кончено и для кого: для меня или для Тшольке?

– А кто я для вас, Агния? – такого вопроса я точно не ожидала. – Ну же, удовлетворите мое любопытство, – подстегивал Эдвин. – Ради чего весь сыр-бор?