А Говард - Корона Подземья

Если мы не найдем ничего подозрительного до начала бала, то смешаемся с толпой и будем наблюдать за зеркалами на танцполе. Надеюсь, нам удастся остановить Червонную Королеву, прежде чем она сумеет прорваться и начать войну. Если мы не позволим сбыться событиям с первой мозаики, может быть, не случится и всё остальное. Самая большая проблема – наше слабое человеческое зрение. «Подземелье» погружено в полумрак.

Стоя у садового зеркала, мы откусываем по половинке неонового гриба, чтобы обрести прежний рост. Я втягиваю крылья, и мы прыгаем в портал, ведущий домой через мамино зеркало на чердаке. Сейчас начало пятого. Три часа до бала.

Мы спускаемся по лесенке в гараж. Дверь открыта, на подъездной дорожке рядом с «Мерседесом» Морфея стоит папина машина. Нет смысла притворяться, что мы всё время были здесь. Что еще хуже, «Гоблин» тоже стоит на месте, значит, папа съездил в «Нити бабочки» и узнал, что я побывала там. Интересно, кто ему помог отогнать «Гоблина». У меня начинает кружиться голова, когда я пытаюсь понять, что еще папа выяснил и сколько людей в это втянуто.

По гаражу проносится ветерок. Веет сыростью. Старые газеты в углу шелестят. Стягиваются грозовые облака, поэтому на улице гораздо темнее, чем обычно в этот час. Я вздрагиваю.

Джеб берет меня за руку и целует тыльную сторону кисти.

– Всё будет хорошо, – шепотом говорит он и кладет мой рюкзак у двери.

Мама идет в гостиную, а мы с Джебом тащимся за ней.

Папа стоит на пороге между кухней и гостиной. Лампа рядом с креслом включена, но он находится за пределами круга света. Тень искажает его черты. Он с кем-то говорит по телефону. Увидев нас, папа убирает мобильник и заходит в гостиную. На лице у него – смесь облегчения и гнева.

– Я искал вас обеих два часа! – почти кричит он. – Уже собирался звонить в полицию. Где вы были?

Мама торопливо подходит к нему.

– Всё в порядке, Элли была у соседей.

Она умоляюще смотрит на Джеба.

– Что? – переспрашивает папа. – Как…

Джеб делает шаг вперед.

– Это правда. Эл была у меня.

Папа хмурится и рассматривает наряд Джеба.

– Но я заходил к вам. Твоя мать сказала, что тебя нет дома.

Джеб переглядывается со мной.

– Мы пришли несколько минут назад. Потому что… мы прятались в студии.

– Ты прятал мою дочь?

Папа смотрит на Джеба так, как не смотрел никогда – с разочарованием и презрением. Хуже, чем в тот день, когда мы сделали татуировки.

– Я столько раз тебе звонил. Ты знал, как мы с ее матерью волнуемся. Я считал тебя взрослым человеком, Джеб.

Джеб, стиснув зубы, смотрит в пол.

– Итак, вы врали и прятались от меня, – продолжает папа. – Теперь еще и вандализм. Что дальше? Ограбление банка?

Хотя папа обращается к Джебу, я качаю головой.

– О чем ты? Джеб не имеет никакого отношения к тому, что случилось утром в школе.

– Я говорю про «Нити бабочки». Кто-то влез в магазин через заднюю дверь. Весь пол, потолок и вещи в какой-то липкой гадости. Персефона обнаружила в проулке «Гоблин». Что ты на это скажешь?

Он по-прежнему обращается к Джебу, как будто я слишком далеко зашла, чтобы отвечать за себя.

Я подхожу ближе, вынуждая папу взглянуть на меня.

– Я слишком перенервничала, чтобы вести машину. Поэтому я позвонила Джебу и попросила приехать за мной. Но он не заходил в магазин.

Это не совсем ложь: Морфей внес его туда.

У папы делается такой вид, как будто он получил удар под дых.

– Элли, но почему? От Персефоны ты видела только хорошее. Она даже помогла мне отогнать «Гоблин» и пообещала не вызывать полицию. Отчего ты закатываешь сцену за сценой?

Его левое веко дергается. Верный знак, что папа на грани.

– Забудь о том, чтобы завтра пойти за аттестатом. Получишь его по почте. Я не выпущу тебя из-под надзора, пока ты не побеседуешь с психиатром.

Мама охает, а я стискиваю зубы.

– Подождите, мистер Гарднер. – Джеб пытается вмешаться, но я хватаю его за локоть и удерживаю.

– А тебе лучше пойти домой, Джебедия, – папины карие глаза холодеют. – Это касается моей семьи.

Я чувствую боль в груди. Конечно, папа вне себя, но он говорит жутко обидные вещи. Джеб тоже член нашей семьи. С ним всегда обращались именно так.

– Да, сэр, – хрипло отвечает Джеб и шагает к двери.

Мама провожает его, и они тихонько разговаривают на крыльце, пока мы с папой гневно меряемся взглядами.

От раската грома комната дрожит.

Папа прислоняется к стене, и морщинки у него вокруг рта углубляются, словно какой-то художник, рисуя лицо, переборщил с тенью. Я многое узнала о нем сегодня – больше, чем когда-либо, больше, чем он сам знает о себе, – но папа смотрит на меня как на чужого человека.

Не в силах выносить обвиняющий взгляд, я иду к себе.

– Алисса, – негромко зовет папа, – ты бы хоть смыла макияж. И что у тебя с одеждой?

Я замираю рядом с мозаиками в коридоре, спиной к папе. Прохладный воздух холодит лопатки сквозь прорези для крыльев. Я жму плечами.

– Очень содержательный ответ, – горько произносит папа.

Такое ощущение, что по струнам моей души провел смычком неумелый скрипач.

– Я даже не знаю, кто ты теперь.

Я стискиваю висящие на шее цепочки.

– Ничего, – шепотом говорю я, так, чтобы он не расслышал. – Зато наконец я это знаю.

Я закрываю дверь спальни и, не включая свет, надеваю домашние шорты и кружевную майку. Жаль, нельзя сбросить все тревоги вместе с одеждой.

Сквозь занавески пробивается достаточно света. Я заменяю швейные булавки, которыми Джен заколола мое выпускное платье, на английские и расправляю складки и оборки, чтобы прикрыть их.

Кто-то стучит. Заглядывает мама.

Я жестом приглашаю ее зайти.

– Где папа?

– Я предложила ему немного проветриться. Он пошел купить что-нибудь к ужину. Когда вернется, подброшу ему снотворное.

Я киваю и, совершенно не чувствуя голода, размышляю про наш план. Мы хотим усыпить моего отца без какой-либо благовидной причины. То же самое годами делали с мамой в клинике.

Судя по поджатым губам, ей эта идея не нравится точно так же, как и мне.

Мы сидим на кровати. Свет выключен, аквариум светится синим. Угри грациозно плавают, совсем как водяные ангелы. Какой разительный контраст с бурей эмоций в моей голове. Отдаленный гром вторит им.

– Прости, – говорит мама, взбивая мою пышную нижнюю юбку. – Твой отец… он просто вне себя от беспокойства. Когда всё это закончится, он помирится с Джебом. Я не позволю, чтоб ты пережила то же, что и я. Он не отправит тебя в клинику. Понятно?

Я очень хочу поверить ей, но меня постепенно начинает охватывать глубинное дурное предчувствие.

– Почему мы не можем вернуть папе его воспоминания? Он перестанет думать, что мы сошли с ума. Сегодня мы могли бы прибегнуть к его помощи, раз Морфея нет.