Алиса Акай - История одного ужина [СИ]

«Люди — очень жестокие существа, — сказал однажды Марк, когда я, находясь под впечатлением очередной модели, которую в полумраке запросто можно было спутать с человеком, поделилась с ним своими мыслями. Я не поняла, и он пояснил. — Мы все еще рабовладельцы — в душе. Нам лестно оттого, что нам прислуживают такие же как мы, это наполняет нас уверенностью в собственном превосходстве. И оттого сервы год от года делаются все более похожими на нас. Это не страх, Таис, это другое. Мы делаем себе рабов».

Я ожидала увидеть копию человека, но когда Ланселот, печатая шаг, вошел в кабинет, все мои ожидания и опасения разлетелись ворохом невесомых осенних листьев. И еще я сразу поняла, отчего хозяин дал ему такое необычное для домашнего серва имя.

Он был высок, но по человеческим меркам, а не меркам серва — ростом с Марка. Сама я сидела, но прикинула, что если встану с ним рядом, окажусь на добрую голову ниже. Сравнение было чисто умозрительным — при виде сервов я обычно испытывала самые разные ощущения, но никогда среди них не было желания подойти и встать рядом, скорее напротив.

Это был закованный в латы рыцарь, чье лицо заменяла маска, похожая на старинное рыцарское забрало. Вся голова походила на шлем, тяжелый германский шлем размером с большой котел или даже ведро, а тело покрывали изогнутые пластины, выглядевшие очень прочными — и еще очень тяжелыми. Настоящий рыцарский доспех вроде тех, что еще лет десять назад было модно выставлять в гостиных Трапезунда. Разум подсказывал мне, что эти пластины — просто поверхность механического тела, скрывающая нечеловеческие стальные внутренности, но иногда разуму трудно было поспеть за моими страхами. И еще он был белый. Не белоснежно-белый, скорее кремового оттенка, тем более немыслимого для сервов. Белый цвет — цвет чистоты, непорочности, он не подходит для выполняющего грязную работу серва. Сервы бывают черными, бывают серыми, бежевыми, оливковыми, багровыми — но не белыми!

— Ланселот, — сказал Марк, оценивающе глядя на него. Он тоже сразу сообразил, откуда взялось странное имя. — Белый рыцарь. И в самом деле, подходяще.

Ланселот остановился точно посреди кабинета. Вытянулся во весь рост, большие тяжелые руки замерли в положении «по швам». Огромная механическая кукла, ожидающая приказаний. Безмолвный белый рыцарь, в чьем теле вместо горячего сердца — жужжащие холодные шестерни и валы. Я попыталась заглянуть ему в лицо, видимо рефлекторно — чтобы увидеть, есть ли в прорези шлема глаза, но встретилась взглядом с двумя мерцающими ртутью равнодушными глазками объективов.

— Вот он, — сказал Макелла, стараясь не глядеть в сторону серва. — Вы сможете заняться им сейчас?

— Боюсь, придется повременить, — поспешно сказал Христофор, все еще не отрывая взгляда от необычного гостя. — Наш главный специалист в отъезде, но он приступит к диагностике как только вернется.

— Сколько времени на это может понадобиться?

— Два дня, — предположил вслух Христофор. — Врядли больше.

— Что же, это разумный срок. Его хватит вам чтоб полностью разобраться с ним?

— Полагаю.

— Тогда остается лишь вопрос оплаты… Скажем, двести?

Христофор молча уставился на клиента. Но тот истрактовал это не совсем верно.

— Что же, я понимаю, что дело, которое вы берете на себя, не вполне законно… Это конечно же требует достойной оплаты, как и гипотетическая опасность, которая вам угрожает, пока этот увалень находится в доме… Двести сорок.

— Двести сорок? — переспросил Христофор, хотя раньше слабость слуха не относилась к числу его недостатков.

— Двести сорок солидов имперской чеканки. Могу предложить ту же сумму в бриттских фунтах, если вы посчитаете это более удобным.

— Нет, не стоит, — торопливо сказал Христофор. — Полагаю, нас удовлетворят и солиды.

— Что ж, тогда в моем обществе уже нет необходимости… — Макелла вытащил из кармана пиджака отпечатанную на отличной белой бумаге визитную карточку. — Здесь номер моего вокса и номер аурикулофона — на случай экстренной необходимости.

— Разумеется! Разумеется!

Господин Макелла и в самом деле был деловым человеком, убедившись, что в его присутствии действительно нет нужды, он вежливо откланялся и удалился. Еще с минуту мы слышали доносящийся из коридора стук его трости, затем стих и он. Единственными следами его пребывания в кабинете остались вмятина в кресле и огромная металлическая фигура, своими гротескными формами пародирующая легендарного белого рыцаря. Христофор промычал что-то невразумительное, обозревая этот новый предмет интерьера.

— Вот что бывает, когда мы принимаем заказ без Кира, — сказал он, обходя серва кругом. — И что прикажете с ним делать? А если он сейчас набросится и сделает из нас форшмак? Как вы думаете, он умеет готовить настоящий форшмак?

— Шутка не к месту, — парировал Марк, ничуть не испугавшись, однако от меня не укрылось, что он смерил стальные руки оценивающим взглядом, будто прикидывал, какую из них первой придется атаковать при случае. — Если этот истукан отправил на тот свет своего хозяина, ростовщика-обжору, это еще не делает его опасным для остальных.

— Нет, Маркус, нет… То, что серв способен причинить вред человеку делает его потенциально опасным для любого человеческого существа в радиусе его досягаемости. Кир не устает твердить, что ограничения церебруса невозможно обойти и серв не способен на убийство, но проклятый мальчишка иногда забывает уточнить, что бывают ситуации, при которых церебрус работает непредсказуемо… Я сформулирую проще — иногда мы не владеем всей информацией и оттого…

Серв шевельнулся. Он не сдвинулся с места, лишь руки его бесшумно дернулись и вновь застыли. Христофор, покосившись на Ланселота, предпочел оборвать свой монолог в самом начале и вернуться к столу.

— Что ж, пока нет Кира мы считай что беспомощны. Иногда мне кажется, что стоило бы расширить штат чародеев вдвое вместо того чтоб прикармливать тех, кто в чарах соображает не больше, чем я в голландской живописи…

— Пока нет Кира, мы с Таис можем просто допросить его, — сказал Марк. — Почему бы нет? Если Макелла прав, у него есть голосовой модуль. Эй, ты! — он обратился к неподвижному серву. — Ты умеешь говорить?

— Я умею говорить.

Голос у него оказался высокий, чистый, совершенно нечеловеческий. Может оттого, что все слова были произнесены ровно, точно их выдул гул монотонно двигателя, а не исторгло горло из человеческой плоти. Звучало жутковато, но не настолько страшно чтоб прятаться за спину Марка.

— Как тебя зовут?

— Я назван Ланселотом.

— Кто твой хозяин, Ланселот?

— Господин Агафий Иоганес, директор кредитного департамента Товарищества «Макелла-Склир-Исавр».