Андрей Франц - Путь на Хризокерас

— Ну, идти на помощь, наверное…

— Правильно, выступить против агрессора. То есть, против Ричарда. Чего Филипп-Август и так желает со всем пылом своей души. Зайти, например, снова в Нормандию, пока Ричард в отъезде, оттяпать обратно Вексен…. Ну, там много еще чего вкусного. Ему нужен только повод, который бы обосновал правоту этих действий и не позволил папе наложить интердикт на французские владения за нарушение перемирия.

— О, мля…

— Так и я о чем! А что в этой ситуации будет делать Ричард?

— Так понятно. Ломанется домой спасать свою недвижимость.

— Вот именно. Война между Ричардом и Филиппом разгорается с новой силой, крестовому походу конец…

— А папа в пролете. То-то он так взвился!

Господа попаданцы замолчали, задумавшись каждый о своем. Пока молчание вновь не прервал господин Дрон.

— Это что же получается? Судьба такого нехилого предприятия, судьба десятков тысяч людей, судьба нескольких государств зависела сейчас от того, успеет ли курьер с письмом Иннокентия, или нет? От скорости лошадиных копыт? От глупости одного отдельно взятого кардинала?

— Пройдут миллиарды лет, — задумчиво вымолвил господин Гольдберг, — остынет Земля, погаснет Солнце. Но глупость человеческая по-прежнему останется единственным неисчерпаемым ресурсом, который без счета и меры отпустил людям Творец, создавая этот мир…

Солнце клонилось к закату, а погрузка войска на корабли не дошла даже и до половины. Дело это оказалось не быстрое. Малые размеры бухты не позволяли одновременно стоять у причалов более чем восьми кораблям одновременно. А, если учесть, что одним из кораблей была "черная галера", откуда перегружали на греческие дромоны боевые сифоны с боезапасом, то количество судов, одновременно встающих под загрузку, уменьшалось еще на одну единицу. Да и то сказать: ладно бы только греческий огонь грузить, да солдатиков. А продовольствие, а воду! Весьма нудное, государи мои, занятие — морская война в эпоху гребного флота. При полном комплекте гребной и абордажной команды запасов воды тут хватает только на пять-шесть дней плавания. А затем, будь добр, приставай к берегу, вновь заполняй емкости…

Хорошо еще, что грузилась на корабли только пехота. То есть, брабантские копейщики и гасконские арбалетчики. Две тысячи конных сержантов из Пуатье под командованием графа Солсбери получили приказ добираться до Константинополя по берегу и уже ушли на север. Их ожидали почти пятьсот лье пути вдоль побережья. Однако погрузка даже и оставшихся восьми тысяч человек требовала немалого времени и сил.

Сообщение господина Дрона о том, что в районе Элафонисоса их будет ждать объединенный сирийско-египетский флот, также не добавило оптимизма. Король все же поинтересовался, откуда сведения, и не звезды ли опять отличились. На что почтенному депутату осталось только пожать плечами и утвердительно кивнуть, мол, да — натурально звезды. Греческие же адмиралы лишь возблагодарили судьбу, что хотя бы половина судов будет вооружена огнеметательными установками с, пусть минимально, но обученными расчетами. Затем началась разработка боевой операции.

Старший из греков — и возрастом, и, по всему видать, авторитетом — достал из висящей на поясе сумы нужный рисунок береговой линии, положил его на каменные перила парапета и упер палец куда-то в южную оконечность Пелопоннеса. Его латынь была несколько странновата на слух, но все же вполне понятна.

— Вот Элафонисос. Когда суда по выходе из Адриатического моря огибают Пелопоннес, то проходят Тенарон, пересекают Лаконский залив и идут вот здесь — проливом между Элафонисосом и Киферой. Мы бы тоже так пошли. Там, в проливе, ширина меньше четырех миль. И спрятать серьезный флот негде. То есть, мы легко сможем их обнаружить и, принимая во внимание численное превосходство противника, уклониться от битвы. Да хотя бы просто развернуться и уйти назад. Гоняйся потом за нами по всему морю! Так что, нет — в самом проливе сарацинам нас атаковать никакого резона нет.

А вот чуть дальше им можно сделать хороший маневр. Если есть численное превосходство — а оно будет примерно двукратным, в общей сложности не менее полутора сотен судов — то я бы на их месте сделал как? Часть флота — к примеру, сирийскую эскадру — припрятал бы в Авлеманской бухте. Вот здесь, на восточной оконечности Киферы. А вторую часть — скажем, египетские корабли — увел бы за Малейский мыс, вот сюда. На островах и прибрежных скалах материка разместил бы сигнальные костры.

Как только мы проходим Элафонисосский пролив, сигнальщики запаливают костры, давая эскадрам сигнал на выдвижение. Египтяне сваливаются на нас с севера, сирийцы подваливают с юга. Где-то через час после подачи сигналов и мы, и они — все оказываемся в точке встречи. Классическая вилка. А далее уж делай с нами, что хочешь — хоть клещи, хоть охват, хоть окружение… Я бы так сделал. А ни Хасам ад-Дин, ни Изз ад-Дин не дурнее меня будут. Ставлю все мое, оставшееся в сундуках у Михаила Стрифна, годовое жалование, что они так и поступят.

А, значит что?

— А значит, — вступил в разговор второй грек, помоложе, — что через Элафонисосский пролив мы не пойдем. А от Тенарона возьмем сильно мористее, чтобы обойти Киферу с юга. Сигнальщики будут расположены на северной оконечности Киферы и нас все равно не разглядят — далековато будет.

— Правильно мыслишь, Георгиос, — одобрил старший. — А затем?

— А затем с юга атакуем тех, кто будет прятаться в Авлеманской бухте. Прижимаем их к берегу и, клянусь распятием, сжигаем! После чего идем разбираться с теми, кто встал в засаду за Малеей!

— Или просто спокойно уходим своим курсом на Кикладские острова, — не поддержал милитаристского энтузиазма Георгиоса его старший товарищ. — А те, кто встанут за Малеей, пусть гонятся за нами. Если захотят. У нас будет, чем их встретить. А не захотят — пусть проваливают к своему Аллаху, нам и без них будет, чем заняться…

Господа попаданцы с интересом прислушивались к стратегическим выкладкам ромейских адмиралов. Их уверенные интонации, экономные движения, азартный прищур — все это вместе внушали спокойствие и веру в успех предстоящей битвы. Да и сам вечер был под стать. Погружающееся в море солнце. Крики чаек над водой. Устоявшийся и вошедший в рутинное русло погрузочный конвейер. Ставший уже привычным гомон сотен занимающихся совместной работой людей.

Внезапно чуткое ухо господина Гольдберга уловило некие изменения в обычной какофонии порта. Голоса стали вдруг затихать. А те, что еще звучали, выражали не столько рекомендации по транспортировке грузов или эмоции от падения оных грузов на ногу высказывающемуся, сколько удивление, пиетет и где-то даже почтительное благоговение.