С Лисочка - Башня Повелителя Зверей [СИ]

Удар был столь силен, что волколак отлетел к самой стене, ударившись головой. Этот удар на мгновение оглушил его, и Джай, конечно, не преминул воспользоваться этим мгновением. Меч рыцаря рубанул по задней лапе оборотня, тот вывернулся, схватился зубами за лезвие и резко мотнув головой, вырвал оружие из руки Джая. Клинок из заговоренной стали упал на пол, волколак прыгнул, снова пытаясь вцепиться в горло обезоруженному противнику. Но и без своего широкого полуторного меча Джай не утратил боеспособности — перехватив одной рукой волколака за загривок, второй — у крестца, рыцарь поднял зверя высоко над головой, а затем резко опустил его вниз, ломая о колено позвоночник зверя. Тот заскулил и, вывернув шею под немыслимым углом, хватанул Джая за запястье, но наруч из толстой кожи песчаного червя, армированный стальными кольцами, спас руку рыцаря, приняв на себя значительную часть ярости волколака.

Джай отбросил оборотня и проводил его добрым пинком, тот попытался подняться, но сломанный позвоночник не позволил ему это сделать. Конечно, будь у волколака время, он бы регенерировал даже такую, смертельную для обычного волка рану. Но времени у него уже не было — рыцарь вытянул из сапога длинный серебряный кинжал — верную смерть для того, кого Хозяйка Кошмаров наделила способностью жить в двух телах. Однако Джай прекрасно понимал, что это — еще не конец. Как бы серьезно не был ранен оборотень, он был еще жив, а значит — опасен. Готовясь нанести последний, смертельный удар, нуранит шагнул вперед, заходя так, чтобы волколак не мог извернуться и схватить его за ногу. Шагнул, и тут же отпрянул назад.

Откуда-то справа на него прыгнул еще один волколак, волколак, чье приближение, несмотря на свое почти звериное чутье, Джай заметил лишь в самый последний момент. Этот зверь оказался быстрее первого: едва коснувшись пола, он вновь прыгнул на Джая и, ударив передними лапами в грудь, опрокинул его на пол. В этот раз Джай ударился не только спиной, но и затылком. Оборотень оказался на рыцаре верхом и вонзил ему зубы в правое плечо. Наплечник бригантины, прослужившей верой и правдой не один год, был смят и порван, будто был сделан из оберточной бумаги. Джай почувствовал, как его плечо стало влажным и липким, затем его обожгло жарким огнем, и он едва сдержал стон. Повинуясь больше инстинкту, чем действуя разумно, рыцарь ударил зверя левой рукой по морде, ломая лобные кости и оглушая его. Обе ноги нуранита разом подтянулись к животу, а затем резко распрямились, и оборотень отлетел прочь. Джай, превозмогая боль в плече, тут же оказался на ногах и встретил волколака, ринувшегося в новую атаку острием своего кинжала.

Серебро легко вошло в шею зверя, еще момент — и второй удар пришелся бы зверю в сердце. Однако борясь с ним, Джай почти выпустил из вида первого волколака, и, как оказалось, зря. Оборотень, воспользовавшись тем, что Джай занят новым противником, смог подползти на передних лапах поближе и схватить рыцаря зубами за икру, легко прокусив ботфорт сапога. Впрочем, это было последнее, что успел сделать этот зверь в своей жизни — стилет вошел ему в левый глаз и пронзил мозг. Не успевшие толком сомкнуться клыки, разжались, отпуская ногу рыцаря, тот высвободил свое оружие, повернулся ко второму противнику и выругался цветасто и длинно, помянув рога Малина, хвост Луни, чешую Диты, очки Библиотекаря, солнечный нимб Идры, рыжие косы Ариды, грудь Расты и такую часть тела Гламуры, какую в приличном обществе воспитанный человек ни в коем случае не станет называть.

Тело волколака, а вернее волколачки, успело измениться, теперь перед рыцарем на полу в луже собственной крови лежала голая светловолосая девочка лет тринадцати. Ее шея была распорота.

— Миневра, — выдохнул рыцарь. — Какого х…

— Только не говори, что это была самооборона, — услышал он за спиной женский голос, в котором под коркой ледяного спокойствия закипала древняя ярость.

Джай узнал этот голос, а потому повернулся очень медленно, стараясь, чтобы его обладательница хорошо видела его руки, а в особенности — кинжал в правой, на лезвии которого пузырилась и дымилась темная липкая кровь.

— А ты сама как думаешь, Арника? — спросил он без вызова, но голос его был тверд и спокоен, насколько мог быть спокоен голос у человека, который только что вышел победителем из схватки с двумя волколаками и теперь готов был вступить в схватку с противником куда более серьезным.

— Итак, мы слушаем, — сказала Низа Клейн, старшая жрица Расты. — Кто будет говорить первым?

— Я, — ответила Лара Уиллис, старшая [1] У Луни может быть до трех старших жриц. У других Старших богов и богинь по одному старшему жрецу (или жрице). жрица Луни, — Лунный храм обвиняет сэра Джая эр Нурани, жреца Храма Героев, здесь присутствующего, в преднамеренном убийстве оборотня-волколака Крома Вульферсона и в покушении на убийство младшей жрицы Лунного храма Миневры Шерстошейки.

— Что скажет сэр Джай? — поинтересовалась Низа Клейн.

Джай половину из своих тридцати лет жизни отдал служению Нурану, богу Героев, но на жреческих советах ему доводилось бывать нечасто — сэр Ланс, оруженосец [2] Оруженосцем Нурана (то есть рыцарем, который носит его меч) является старший жрец. У Ариды — богини Войны, оруженосец и старший жрец (или жрица) — традиционно разные люди. Нурана, оберегал любимого ученика от «этой говорильни» как мог, мужественно посещая все заседания, традиционно проходящие в Храме Плодородия.

— Да, — заговорил Джай хрипло, — я признаю. Я преднамеренно убил этого самого Вульферсона, или как там его звали, и пытался убить Миневру. Миневру — непреднамеренно.

В просторном зале совета стало так тихо, что пролети здесь комар — его услышали бы даже те, чей слух не был приспособлен для такого рода упражнений. Даже жрец Недоперепила, Петр Ович, мучившийся с похмелья, перестал икать и уставился на рыцаря Нурана мутным взглядом.

— Ну так мы слушаем твои оправдания, рыцарь, — сказал после паузы Патрик Клейн, муж Низы и старший жрец Храма Солнца. — Мы тебя внимательно слушаем.

— А я уже все сказал, — чеканя каждое слово, произнес Джай. — Не собираюсь оправдываться. Я сделал то, что сделал. То, что должно было сделать. Вульферсон был убийцей и людоедом, из его последних подвигов — двое подростков из Утицы. Я два дня его выслеживал. Выследил — убил. Что касается, Миневры, то, во-первых, я не узнал ее в зверооблике, а во-вторых, она первая на меня напала.

Снова в зале повисло молчание. На этот раз его нарушил Карел Роад, жрец Храма Дорог. Его волосы и борода, когда-то огненно-рыжие, теперь были в значительной степени тронуты сединой, отчего казались выцветшими — жрец Малина уступал возрастом только Арнике и сэру Лансу и давно уже перешагнул вековой барьер, но что касается остроты и изворотливости ума — то тут он готов был дать фору любому из собравшихся.