Игорь Федорцов - Дождь в полынной пустоши [СИ]

— Я взрослая…, — пожаловалась она. — А взрослые ходят сами.

— А мы всех обманем…, — заверил Колин и глазенки девочки озорно заблестели. Обман виделся ей забавой, а не предосудительным действием. — Снимай башмак.

Сама юная баронесса разуться не смогла. Колин помог и, нашарив под снегом маленький камешек, сунул в обувь.

— Ой, — наступила она. — Больно.

— Вот видишь, ты не можешь идти.

— Нет! — с удовольствием призналась девочка. Дети любят простые хитрости. Они им понятны.

Колин подхватил реву на руки.

— Только ты меня не выдавай.

Янамари отчаянно замотала головой. Ни за что!

Его уже искали. В комнате, во дворце, всполошив всех. Гранде доложили о возмутительном правосудии унгрийца, и Сатеник хотела его непременно видеть. Она просто не могла дождаться, с ним встретиться. Накоротке. Что он себе позволяет? Серебряный Двор не бандитский притон! В конце концов, кто он такой? Нищий уродец? Сидел бы себе ниже травы и вел себя тише воды, довольствуясь тем, что имеет. Кровь стучала в висках и приготовлено множество нелицеприятных слов. Легко Латгарду советовать проявлять выдержанность. Все это чепуха, если не можешь позволить, то, что хочешь себе позволить!

— Жду твоих объяснений! — объявила Сатеник унгрийцу, несущему на руках девочку… Замарашку. С перепачканным лицом, с грязными руками, которыми она словно клещ вцепилась в Поллака. Её Двор неумолимо превращался в пристанище нищенок, грязнуль и разбойников.

— По какому поводу, эсм?

— Во всем сразу! Какие есть!

— Баронесса Аранко подвернула ногу, — Колин опустил девочку на пол. Он нарочно проигнорировал комментировать «подарок» вифферу, ибо только это могло послужить причиной державного гнева. Унгриец хитрил, желая выделить, здоровье его юной подопечной для него важнее. Догадливый ребенок сделал шажок приветствовать гранду и захромав, заойкал. — И нуждалась в чье-либо помощи.

— А вы что? Костоправ? — готова взорваться Сатеник. Она вдохнула выплеснуть накипевшее. Не все относилось к Поллаку или касалось лично его, но он отличный громоотвод для разрывающих ее эмоций.

— Он мой любовник, — решилась вмешаться Янамари.

Кто-то на мгновение сыграл в замри-отомри. Люди в зале, те что присутствовали по причинам и без оных, уподобились статуям.

«Не так плохи, как думают о себе. И не столь ужасны, как выглядят со стороны.»

Колину показалось, гранду сейчас хватит удар. От негодования, возмущения и других чувств, обычных такому дикому признанию. Виффер потянулся к мечу. У него тоже есть, что предъявить унгрийцу.

«Забавно,» — наблюдал Колин кипение страстей. И каких страстей! Его сейчас вот-вот распнут. — «Кто из них вперед? Скар или гранда?»

— Эсм баронесса неправильно перевела с унгри на эгле, — снисходительно пояснил возмутитель спокойствия. Обстановку следовало разрядить. — В унгрийском пʼров означает тот, кто любит и защищает, а вовсе не то, о чем все подумали.

И праведные в гневе признали ошибки и умягчились сердцами? Как бы не так?! Ему не поверили. Нет тому оснований. Люди легко идут на поводу своих предубеждений и столь же легко приписывают предрасположенность к ним других, не забывая сгустить краски. Черный отчасти цвет, но в основном квинтэссенция порочности.

— С вашего позволения, эсм, я доставлю баронессу в её комнату, — откланялся Колин и подхватил девочку, пока она сама не побежала с перепугу, невзирая на боль.

Янамари с удовольствием показывала дорогу. Передвигаться таким образом не хлопотно, удобно и тепло. И еще он очень сильный.

Жилище девочки не лучше хором унгрийца. На кровати соломенный тюфяк. Под тюфяком живой ковер клопов. Угол завален снесенными на хранение мебельным хламом: комод, табуреты, лавки. Трехногий стол приперт к стене. Рядом просторный шикарный шкаф, весь объем которого занимала кружка с отколотой ручкой и безносый заварник.

Колин потеплее завернул девочку в плащик, снял свой и накрыл.

— А как тебя зовут? — зачем-то шепотом спросила девочка.

— Колин.

— А меня Янамари… — и добавка. — Аф Аранко.

— Слишком длинно для такой маленькой девочки, — Колин шутливо щелкнул по чумазому носу. — Я буду звать тебя Яна. А теперь спи.

— Я не хочу.

— Конечно, не самое интересное занятие, но надо.

— Почему?

— Все сказки начинаются с утра.

— Почему с утра?

— Чтобы хватило на целый день.

— Это же не пироги.

— Гораздо вкуснее.

Он вспомнил о подарке слепого и вложил в грязную детскую ладошку оловянного ангелочка.

— Сказки…

— Да. Спи.

Переждал несколько вопросов, просьб не уходить, немного хныканья и уговоров.

— Там кто-то шуршит, — сопротивлялась девочка, не зная, какую причину придумать оставить Колина рядом. Но немного согревшись, все-таки сдалась и уснула.

В коридоре Колина поджидал Ллей.

— Слышь, унгриец, если соврал… если соврал, пеняй на себя, — рокотал гнев в голосе скара. — Узнаю или заподозрю, что ты… с ней…

— А принести девчонке кусок хлеба ты не заподозрил? — грубо произнес Колин. — Если тебе настолько её жаль.

Потребовалось время сообразить. Виффер виновато потупился. Вовсе не таким ему виделся разговор. Но уж каким получился. И сказать-то нечего.

Можно ошибаться во многих вещах, но где находиться кухня, ни в коем случае. Вкусно пахнет, не смотря на поздний час суета, смех и грохот посуды.

— Чего тебе? — не очень вежливо спросили Колина, едва он перенес ногу через порог.

Планы планами, но вести боевые действия здесь глупо. Кухня это же храм!

— Невесту, — пошутил унгриец.

Шутки шутить тут горазды все.

— Такая сойдет, — выплыла из-за плиты толстуха в замызганном переднике. Как она умещалась в тесноте плит, разделочных столов и ларей с провизией уму непостижимо?

— Мне бы потолще, — Колин обхватил руками воображаемую суженую.

— Тогда бери две, — расхохоталась товарка первой. Посудомойка размахом поменьше, но не на много. — Управишься?

— Еще бы прибавить, — не стушевался Колин перед языкастой бабой.

Кухонный люд сразу подобрел к гостю. Не гонориться, морду, хоть и коцанную, на сторону не воротит. С честным народом шутит, и не лезет командовать, там, где и без него от командиров тесно.

Колин выложил два штивера и объяснил, что надобно приготовить на утро.

— Никогда такого не делала, — подивилась стряпуха заказанному блюду.

— Так сложно?

— Не хитрей слоеного коржа, — вступилась вторая.

— И молока не забудьте.

— Сам че ли пьешь? — выкатила могучую грудь кухарка.

— Ой, че ли, удивишься, че от молока быват, — таранул Колин тетку. Поварихино вымя не квашней, а на диво упруго.

— И че быват? — не уступала тетка.

— До обеда застреват!

С веселыми толстухами не соскучишься, но сделав заказ, и наслушавшись соленых подначек, Колин не спешил уходить. Надо пользоваться моментом, свести знакомство. Унгриец высмотрел среди работниц котла стройную фигурку. Стряпуха увлеченно возилась с пирожным, но почувствовав постороннее пристальное внимание, робко оглянулась. Повязанный платок прикрывал всю левую сторону. Девушка засмущалась, уронила форму для выпечки. Железка громыхнула, ударившись о противень.