Игорь Федорцов - Дождь в полынной пустоши [СИ]

Обратился к Крюку.

— За Дрэго аф Гарая. Того что вчера пристукнули на Свином Ухе.

Крюк в понятии, недавно Ряженый со своими прихватил молодого дворянчика. Но он причем? Он-то не трогал!

— Саин, — очнулся лекарь от страхов и ужаса. — Вы по незнанию, забрали мои деньги.

— Считай оплатил спасение.

— Не оставляйте меня здесь!

— А чего тебе бояться? — посмеялся убивец. — Денег-то больше нет.

Свет луны падал с боку. Крюк хорошо видел пояс и шнепфер. Постарался запомнить детали одежды и оружие. Особенно оружие. Одежды можно сменить, а вот такую вещь как оружие… дорого.

Добравшись до Серебряного дворца, Колин кинул под ноги Ллею напитанный кровью шаперон.

— Отдай коронеру.

— Что там? — недружелюбно спросил виффер, приглядываясь к подозрительному узлу.

— Законное правосудие.

Ллей его не понял.

— Дрэго аф Гарай.

Скар заглянул в складки шаперона. Выругался — заслушаешься.

У себя в комнате, Колин смыл кровь с рук. Оставленный утром кувшин с водой пригодился. Медленно отхлебнул, посматривая на портрет гранды.

— Что скажешь?

Портрет промолчал, что вовсе не означает молчания настоящей Сатеник. Скорее на оборот. Скажет много чего. Вполне возможно сейчас он задавал вопрос именно ей. Угадать реакцию.

За окном плачь. Или ветер? Звук повторился. Колин открыл раму лучше расслышать. Плачь. Ребенка. Он вспомнил следы на первом снегу. Накинув плащ, выбрался в парк.

Янамари захлебывалась слезами, растирая их и сопли по чумазому лицу. Вокруг нее ободранные плети хмеля. Попытка перелезть через забор не увенчалась успехом. Не хватило сноровки и силенок. Да и платье мешалось.

— Когда сегодня хуже, чем вчера, позавчера покажется сказочным днем. Даже если оно ни чуть не лучше, — подошел Колин близко. Он не нянька и не утешитель плачущих девочек. Но почему не оказать посильную помощь баронессе Аранко.

«Пока до этого не додумался кто-то другой.»

— Ллллуччше, — всхлипывала Янамари. Куцый плащик, пусть и с гербом не согрел бы и мышь. Девочку колотил озноб пополам с рыданиями — Лучшеееее.

— Чем же? — присел унгриец на корточки. Удобней разговаривать и видеть лицо. Дети плохо скрывают свои чувства. Впрочем, сейчас на грязном личике только одно — полное отчаяние.

— Там… Рисса и Софи… А тууут… туууут никого. Я хочу домой. Домооооой, — заходилась ревом девочка, а Колин терпеливо пережидал плач. — Пусть они смеются. Пусть. Я не оби… обижусь. Никогда-никогда. И саин Арнст… если захочет меня наказать я не буду прятаться. И эсм Гея… Я никогда не буду её обманывать…, — окончательно расстроилась плакса.

— И ты знаешь куда идти? — перешел Колин на унгрийский, отвлечь девочку.

— Нет…, — выдохнула Янамари.

— Зачем же тогда бежишь?

Вторую волну слез он пережидал с тем же терпением что и первую.

— Так что? Подсадить?

Всхлипы и плач резко пошли на убыль.

— А ты никому не скажешь?

— Нет, сестренка, никому, — пообещал он всерьез. — Но удрать, плохая мысль.

— Почему?

«Сказать, правду? Слишком мала для правды.»

— Заборы не ограничивают свободы, а спасают от нее.

Девочка не поняла Колина.

— Все перемениться. Завтра.

— Не перемениться…, — не поверила сопливившая баронесса.

«Отчасти, справедливо. Если меняется, то со скрипом и хрустом.»

— …Никогда не переменится. Когда умерла мама, стало плохо. Потом папа. И теперь так и будет… насовсем… — пожаловалась Янамари и опять расплакалась.

Колин взял её за руки. Что-то липкое. Гниль от груш. Отыскивала под снегом паданку и ела. Ту, что не тронули птицы и мыши. Пока шел, обратил внимание на ободранную рябинку. То же она?

— Поверь мне, перемениться, — он погрел тонкие сосульки девчоночьих пальчиков. Чуток пережми, хрупнут. — Не сейчас, но завтра. Ты проснешься и все измениться.

Детям тяжело думать о плохом. И они все еще верят взрослым и не распознают, как те беззастенчиво и корыстно пользуются их доверием.

— Меня будут ругать…, — пожаловалась зареванная баронесса.

— Не будут, сестренка. Обещаю, — Колин умышленно называл девочку так. Проверить ответную реакцию. Ожидаемо.

— Я не твоя сестра.

— Ну, может, ты ей станешь. На время, — попросил унгриец.

— Надолго?

— Пока не решим убежать отсюда вместе.

— Ты хочешь убежать? — вытаращила глазенки Янамари, забыв о слезах.

— Хочу. Ты же хочешь? Почему мне нельзя?

Единство помыслов великая сила. Это как товарищ по танцам, играм и забавам. Чувствовать его руку опереться. Подставить свою, опереться ему.

— Из-за шрама?

— И это тоже.

— Ты не красивый. Тебя никто не любит.

— За то ты красивенькая и миленькая.

Девочка засопела, успокаиваясь.

— Немного зареванная, а так… куколка.

— Я не куколка.

— Куколка, куколка, — Колин ущипнул её за бок.

Сопение уменьшилось.

— Откуда у тебя шрам. Ты дрался?

— Скажу по секрету… Только тебе. Целовался с медведицей.

— ???

— Я думал она заколдованная гранда.

— Хи-хи-хи, — прыснула девочка, озорно заблестела глазками и протянула руку потрогать шрам. — Он такой…

— Я его не замечаю. Хотя моя сестра, которая осталась дома, назвала меня уродом.

— Правда? — возмутилась Янамари. — Разве можно так говорить?

— Оказывается да. И ей это сошло с рук. Ей многое что сходило…, — рассказывал Колин.

Его слова находили живой отклик в детской душе. И сейчас девочка больше переживала за него, чем печалилась собственными невзгодами.

— Но ты еще не знаешь о подарке самой младшей.

— Какая-то дрянь? — возмущена девочка догадкой.

— Про это лучше не говорить. И даже никому не показывать.

— Значит дрянь, — осудила Янамари неведомую сестру своего собеседника.

— Мне стыдно за нее, — согласился Колин.

Девочка тяжко вздохнула.

— Это все из-за шрама? Да? — повторила она в очередной раз.

— Шрам не причем. Они меня не любят. Если не любят родные, трудно ожидать любви от других.

— Поэтому хочешь, чтобы я была твоей сестрой?

— Было бы здорово.

Янамари воздержалась спросить о важном для нее, проявив не свойственный возрасту такт.

— Пойдем-ка домой, а то тут холодно, — предложил Колин уже успокоившейся девочке.

— Это не наш дом… А я тебя видела на корабле. Ты выкинул в воду меч и книгу.

— Подсматривала?

— Мне было страшно. Корабль качался, — она переступала с ноги на ногу, изобразив качку палубы. — Я думала, попала в маслобойку. А зачем ты выкинул вещи?

— Ненужное стоит выкидывать. Оно мешает.

— А Фабриус говорил, оружие для мужчины все.

— Он по-своему прав. Но мне не зачем тот меч. У меня есть другой, свой. Так мы возвращаемся? Могу тебя понести. Ты наверно замерзла и устала?

Девочка кивнула, соглашаясь — замерзла. Нести себя заупрямилась и не позволила.