Марго Генер - Сердце Черной Пустоши. Книга 2

Управляющий часто заморгал под строгим взглядом старшей камеристки, а брови его поползли вверх.

– Меня? Я не ослышался, уважаемая мистрис Одли?

– Именно, – отрезала камеристка. – Мне, к несчастью хорошо знакомо ваше пренебрежительное отношение к ритуальной составляющей жизни благовоспитанной леди, суть истинной дочери Черной Пустоши!

Не думала, что уверенный, мудрый и в меру смешливый управляющий может так походить на проштрафившегося мальчишку. Альре снова смущенно кашлянул и, послав мне напоследок сочувственный взгляд, скрылся под высоким сводом ворот замка.

Мистрис Одли растерянно посмотрела ему вслед, а когда взгляд ее вернулся ко мне, какое-то время был задумчивым и растерянным одновременно. Должно быть, поэтому она тряхнула головой, словно отгоняя наваждение, и нарочито строго произнесла:

– Все готово, миледи. Лана, Рамина и Вета проводят вас.

Произнеся это, мистрис Одли закашлялась и, присев в полупоклоне, удалилась по разноцветной дорожке торопливым шагом.

– Нам сюда, миледи, – позвала Лана, делая приглашающий жест и приседая в книксене.

Мы вошли во дворец, пересекли гигантский холл, в котором запросто уместился бы наш аваронский летний дом, затем, миновав несколько коридоров, вышли в цветочную оранжерею.

Сочетание нежнейших ароматов наполнило легкие, а в глазах зарябило от красок. Остаться и насладиться этим великолепием мне не дали, объяснив, что спешим.

– Успеете, успеете еще наглядеться, миледи, – пробормотала Рамина, увлекая меня сквозь кусты с мягкими голубыми листьями и нежно-зелеными бутонами роз. Девушки серьезно закивали, услышав слова подруги.

Лица камеристок оставались сосредоточенными, если не сказать хмурыми, и мне передалось их беспокойство: я то и дело закусывала губу и оглядывалась по сторонам, словно за нами следят. Чтобы отвлечься, решила поинтересоваться тем, что заметила между Альре и мистрис Одли, и спросила сопровождающих меня камеристок:

– Мне показалось, или мистрис Одли и Альре общаются несколько натянуто?

Рамина с Ланой переглянулись и хмыкнули, а Вета сложила губы бантиком, как бывает, когда человек сдерживает улыбку.

– Несколько натянуто, лучше не скажешь, – сообщила девушка, кивая.

Я недоуменно перевела взгляд на Рамину и осторожно поинтересовалась:

– Но, насколько мне известно, женщины Пустоши покорны и молчаливы и вообще редко говорят в присутствии мужчин?

Я хотела повторить слова Рамины "дабы не обнажать свое скудоумие", но сдержалась.

– Так то женщины, а то мистрис Одли, – прыснув, ответила Лана, и все девушки захмыкали.

Вета пояснила:

– Для Мистрис Одли закон не писан, миледи, должно быть поэтому и ратует так рьяно, чтобы его соблюдали другие.

Лана с Ветой захихикали, а Рамина нахмурилась и пробормотала:

– Слышала бы мистрис Одли, как вы говорите за ее спиной!

– И вовсе мы не за ее спиной говорим! – возмутилась Вета. – К тому же не сказали ничего дурного.

Лана примирительно взяла Рамину за руку, и, обернувшись ко мне, пояснила с улыбкой:

– Мистрис Одли нездешняя, как и вы, миледи. Она из Огненных Земель. Но так хорошо знает наши традиции, что нам всем впору у нее учиться.

Под щебет и переругивания девушек мы миновали несколько крытых помещений оранжереи, прошли по окраине парка, по которому меня водил Альре вчера, и остановились у покатого черного валуна.

– Вам сюда, миледи, – указала Рамина. – А мы будем ждать здесь.

– Сюда? – переспросила я, подходя к камню и нагнулась, рассматривая его.

Брови подпрыгнули от удивления, когда обнаружила, что по центру поверхности черного валуна расположена круглая плита, подозрительно похожая на крышку погреба.

– Мне нужно забраться на этот камень, прямо на эту самую плиту? – уточнила я со вздохом, готовясь подбирать юбки.

– Нет, миледи, вам следует забраться внутрь, – сказала Вета, указывая в самый центр плиты.

Насладившись недоумением, написанном на моем лице, Рамина нажала на какой-то выступ и круглая плита сдвинулась в сторону, открывая проход, который напомнил мне колодец.

Я заглянула внутрь и пробормотала:

– Так темно… И даже факела нету?

– Что вы, миледи, какой факел, – с благоговейным выражением лица перебила меня Рамина.

– И вам еще очень повезло, миледи, – поддержала ее Вета. – Вот раньше ритуал Отречения проводился только в полночь!

– Одна из правительниц, Ядвига Мудрая, жена Росмана Беспощадного, изменила правила, миледи, перенеся время проведения ритуала на полдень, – пояснила Лана.

– После того, как сама, пройдя через ритуал Отречения, стала заикаться, – сказала Лана.

– И заикалась всю жизнь! – восторженно воскликнула Рамина. – Вот это высшая степень Отречения! Все тут же уверовали в чистоту и силу ее помыслов и намерений леди Ядвиги, нарекли Мудрой и даже дозволили внести изменения в устоявшиеся традиции Черной Пустоши!

Я хмуро оглядела восторженные лица девушек, потому что сама их восторга не разделяла.

– Ну, я – маг, и видела такое, что вам и не снилось, – сообщила я, – так что я заикаться не буду, не надейтесь.

При этом я подумала, что во всех проделках обычно участвовала с Нинель и никогда в одиночестве, но вслух говорить этого не стала.

На лице Рамины мелькнула досада, а Лана торопливо заверила меня:

– Что вы, леди, заикаться вовсе необязательно, мы вам итак верим!

– И седеть тоже, – поддержала Вета.

– Седеть?! – воскликнула я ошарашенно.

– Седина красит любую леди, – голосом чопорной матроны пропела Рамина, поднимая глаза к небу, но заметив мой взгляд, осеклась.

– Не сегодня, – хмуро сообщила я и девушка часто заморгала.

Я склонилась к камню, оказавшимся колодцем, вглядываясь в черную пустоту дыры, затем посмотрела на небо, по которому бегут белые тучки, на пышные кусты, травку, словно прощалась со всем этим. Лезть в дыру не хотелось совершенно, но я рассудила, что чем раньше исполню этот чертов ритуал, тем быстрее закончу. А еще я поклялась себе, что когда стану принцессой Черной Пустоши, добьюсь от супруга полномочий на изменение ее ритуалов.

– Я готова, – сообщила я и, вздохнув, подняла юбки, чтобы сподручнее было забраться на камень.

– Погодите, миледи, – попросила Лана, извлекая из прорезей плаща тряпичный сверток.

Развернув тряпицы, камеристка извлекла длинный бутылек с узким горлом, внутри которого пенится зеленая жидкость.

– Сначала выпейте отвар эльфарской беладонны, миледи, – сказала Лана, протягивая мне бутылек.

Стоило пальцам коснуться стекла, как брови изумленно поползли на лоб.

– Горячий? – спросила я камеристку.

Та послушно закивала.

– Отвар свежий, его заварили прямо перед ритуалом, – пояснила Лана. – Пить следует залпом, предварительно зажав нос. Иначе, кто знает, как его пары повлияют.