Сергей Байбаков - Воины Беловодья

— Бей по черному!

Борко стрелял во второго всадника мрака, в того, который сбил стрелу на лету. В него же бил и Прозор. Черный балахон метал молнии, стрелы рассыпались, но все же одна коснулась черного одеяния! Послышался заполошный взвизг, и всадник мрака слетел с площадки на землю. Но, увы… упал он на то место, где серебра не было. Тут же его окружили плотной стеной бледные призраки в серых балахонах.

— Уходим!

Борко припустил так, что только пятки сверкали. А Прозор, оглянувшись, увидел спину первого ящера, того, что остался без наездника. На этой гребенчатой спине зоркий охотник разглядел маленькое, размером с ладонь, желтоватое пятно меж щитов зеленоватой блестящей чешуи.

«А ну-ка!»

Прозор выпустил последнюю стрелу в это пятно. Выстрелил наугад, и наитие его не подвело! Ящер запнулся и с грохотом, так что сотряслась земля, рухнул! Он заскреб когтистыми лапами, забился в судорогах и испустил дух. Над лесом пронесся глухой утробный стон. Видимо, пятно и оказалось тем единственным местом, в которое было можно насмерть поразить чудовищную тварь.

Прозор скользил над землей и изредка оглядывался. Венд видел, что пораженный стрелой всадник мрака уже выбрался из окружения серых балахонов и вновь стоит на площадке.

«Эх, уцелел… — сожалеющее думал Прозор. — Уцелел, но бить их все-таки можно. Первый-то сгорел! И у бескрылых птиц смертельное место есть. Ладно, узнали, что собой представляет враг, и то хорошо!»

В лес порождения хаоса не пошли. Венды тяжело дышали, развалились в траве на поляне, прислушивались. В лесу не слышалось ни шума ломающихся деревьев, ни иных звуков. А в небе, над тем место где лежал ящер — или бескрылая птица смерти — уже кружились черные тени. Стервятникам досталось небывало огромная добыча.

— Ну вот, — гудел Прозор. — Хорошее дело сделали. — Я вот что удумал, друг. До дней солнцеворота времени еще достаточно. А не засыпать ли нам серебром спуск с горы?

— Зачем?

— А пусть человек, который листы принесет, без опаски до озера дойдет. И мы его по пути встретим. Что скажешь?

— Много времени понадобится.

— Так ведь и у нас его много. Солнцеворот — он ко-о-огда еще наступит! Несколько недель до него.

— Ну что же! — поразмыслив, ответил Борко. — Хорошо придумал!

Прозор и Борко, довольные, возвращались к озеру. Есть чем порадовать богиню, княжича и Любомысла! Они хоть и простые охотники, но все же смогли в первом бою насмерть поразить двух тварей, что выходят из ведущего в межмирье провала. Это немало! Потом они придумают, как можно биться с порождениями зла в пустыне, где нет деревьев.

Вот и озеро. Подъезжая к нему, дружинники ощутили неладное. Будто в воздухе у терема витала невнятная скорбь. Так оно и оказалось: княжич Добромил исчез. Вместе с ним пропал и его любимец — белоснежный жеребец Дичко. Ни богиня Неждана, ни, тем более, Любомысл не знали, куда делся мальчик: следы копыт Дичко обрывались на берегу у дальнего края озера.

— Княжича нет ни в верхнем мире, ни в мертвом царстве Мораны. Я бы это знала, — сказала Неждана, встретив усталый взгляд Прозора. — В Беловодье его тоже нет…

Волхв Хранибор собирался в путь. Ночью он сказал, что пойдет на полуночь, к знающему ведуну, который живет в тех краях. Как уверял Хранибор, тот кудесник знает многое, и, может, подсобит советом, или чем-нибудь иным — каким-нибудь необходимым колдовским предметом. Ведь бороться с колдунами, которые умеют повелевать чудовищными ящерами, непросто. Хранибор сказал, что путь до этого чародея займет неделю, ну может быть две. И, стало быть, ко дню солнцеворота оборотиться он успеет.

Кирилл сидел возле избы, и вкратце пояснял лешему Дубыне, о том, что произошло минувшей ночью.

— Значит, за туманом Беловодье? И гибнет оно оттого, что кто-то повредил запирающую врата печать и сделал из нее колдовскую книгу? — задумчиво говорил леший. — Вон оно что! Недаром я свои черные листы за туманом нашел. Видимо, их обратно несли, да не донесли.

— Выходит, так, — согласился Кирилл. — Или наоборот, оттуда выносили. Знать бы кто.

— Тот леший, который этим лесом до меня правил, — вздохнул Дубыня. — Я это точно знаю.

В дверном проеме показался Хранибор. На плече волхва висела большая дорожная сума.

Кирилл знал, что в ней собрано все необходимое и для дальнего пути, и для лечения, и для волхования, или колдовства. Чудные, порой странного вида предметы годились на все случаи жизнь. Во всяком случае, так уверял Хранибор.

Кирилл с ним соглашался. Впрочем, сам он волшебных предметов, кроме посоха, не имел. Хотя в рюкзаке лежало несколько пакетиков с чудодейственным порошком, который он сам наготовил из корня неприметного цветочка. Корень этот походил на растопыренную ладошку. Этот порошок помогал снимать усталость. А прими его чуть больше — и будешь активно передвигаться несколько дней и ночей кряду. Причем, без еды, питья и — что немаловажно! — без особых последствий. Восстанавливать здоровье не потребуется.

В сумке волхва помимо корней лежали склянки с настоями. С помощью иных можно без труда переносить и лютый холод, и дикую жару. Иные, наоборот, нагоняли сон, после которого думалось не в пример легче, и в голове возникали самые оригинальные решения. Волхв учил Кирилла приготовлять такие настои.

И главное — в них нет никакой химии! Из объяснений волхва Кирилл уяснил, что все чудесные свойства заложены в зверях, птицах и людях изначально. А растения лишь дают толчок и помогают в полной мере раскрыться этим свойствам.

Это же самое касалось и разнообразных колдовских вещей. Они всего лишь средства для раскрытия небывалых, казалось, возможностей. Хотя, как говорит волхв, некоторые колдовские штучки жадно требуют взамен что-нибудь от владельца и от его души. Такие вещи опасны: они могут сломать, подчинить обладателя своей воле. Они живут и подпитываются за счет своего хозяина. Тогда все меняется: чародей сам становится рабом колдовского предмета. Хранибор это сам давно пережил, когда был не волхвом, а триградским воеводой.

Назначение некоторых предметов Кириллу до сей поры было напрочь непонятно. Но на вопрос, для чего нужны такие вроде бы простые или, наоборот, диковинные вещи, волхв лишь усмехался. Отвечал, что, мол, всему свое время. Торопиться не стоит, знания сами придут. А Дубыня, который порой присутствовал при этих беседах, лишь хитро щерил огромный рот — так леший соглашался с волхвом.

Кирилл с ними не спорил и настойчивости не проявлял, хотя его снедало любопытство. В самом-то деле! Кирилл понимал, что до некоторых вещей ему еще расти и расти. Иногда он ощущал себя беспомощным кутенком в компании матерых волчар — Дубыни и Хранибора. Особенно когда их разговор перетекал в спор, каждый доказывал свою правоту, и в пылу они сыпали такими названиями, что Кириллу оставалось только тихонечко сидеть и хлопать глазами. Сам же Кирилл даже со своим чудесным посохом, что подарил ему леший, до сих пор толком разобраться не мог. Хотя знал, что этот посох не простой гладко оструганный кусок дерева. Еще как знал!