Павел Кошовец - Просо судьбы

Струйка, сбежавшая по шее, кольнула неожиданным холодком. И наконец-то заставила пошевелиться. Уши опознали голос, и, несмотря на кокон апатии и какого-то вселенского холода — словно душа убывшая в путешествие за пределы Веринии, вдруг вернулась в родной дом, но с остывшим очагом и застеленными пылью и паутиной столом и стенами — он ощутил облегчение. Веки, сбросив пудовые замки, поднялись, и сквозь влажную марлю он таки опознал склонившийся над ним в тревоге силуэт.

— Даг, какого дракона ты не даёшь мне спокойно помереть? Или ты — смею надеяться — сейчас выступаешь в роли посланника Единого?..

Скрипучий, будто чай из полыни и шелестящий, как у полудохлой змеи, голос точно не мог принадлежать ему. Облегчённый выдох был ему ответом.

— Ну, Прейр, заставили вы нас поволноваться! Дики вообще подумал, что вы мертвы, но всё-таки не поленился наклониться, пощупать вас.

Довольный смешок откуда-то из-за пределов видимости сообщил капитану, что оный боец не сомневался в жизнестойкости РоГичи. Огромный, будто тролль, неимоверно широкий в поясе, гвардеец, рядовой Димиус РоМорей, третий сын барона РоМорей из Восточного предела в своё время за удивительную способность находить на свою задницу неприятности, которых и так в тех неспокойных краях хватало с избытком, вкупе с нехилым ростом (уже в детстве он был на голову выше своих сверстников) и, как следствие (либо наоборот), отличавшийся неимоверной прожорливостью — кухня ночью в замке просто не запиралась — бесполезно, был в своё время отправлен — от греха подальше — в доблестную королевскую гвардию, в надежде, что буйного отпрыска смогут обуздать и обкорнать в нечто цивилизованное. Как бы то ни было, но то ли так впечатлила столица, то ли это было действительно достижением отцов — командиров, то ли возрастное шило где-то по дороге в гвардейские казармы отвалилось само по себе от мягкого места непутёвого юноши, но нрав его после учебки поменялся разительно, и теперь к определению «буян» добавлялся немаловажный эпитет «флегматичный». То есть, чтобы сорваться во все тяжкие, Дики теперь требовалось мысленно раскачаться, поразмыслить — ну, в том случае, конечно, если кто-то не нарывается конкретно. Столица — есть столица, можно сказать, центр вселенной для жителей королевства, и спесь со всяких пришлых деревенщин сбивает жёстко и эффективно. Пусть и несколько своеобразно, нежели в провинции, где честному кулаку противостоит кулак, в худшем случае, дубинка, а не острый язык и умение правильно кривить губы. Быть осмеянным в приличном(!) обществе вряд ли пожелает самый недалёкий отпрыск благородных кровей.

— Выходит, это я здоровяку обязан тому, что остался в столь славной компании, — РоГичи ухватился за протянутую руку и рывком попытался подняться, что явно было ошибкой — в глазах вновь потемнело, и он сделал вид, что наклонился к мостовой в поисках чего-то важного, при этом продолжая нести преувеличенно бодрую чушь. — Что ж, с меня бочонок вина в лучшем кабаке Агробара за то, что не оставили на съедение драконам Шакли моё отбитое и фактически готовое к употреблению тельце.

— Что вы, капитан, — громыхнул ещё один непоседа и надцатый дворянский сын на этот раз с Западного предела, вечный соперник Дики — сейчас скорее шуточный, нежели вначале их знакомства, Войтех ВерГрачи, — ваши косточки этим стервятникам точно не по зубам. А идея насчёт бочонка мне тоже приходила в голову. Вот только с содержимым я бы поспорил — доброе пиво, такое, как варят у нас в Лондрее, и к которому благосклонно относятся даже не пришедшие к свету Единого шалюры, было бы, мне кажется, честнее. Поверьте, капитан, мы бы вас в любом состоянии забрали с собой. Но, уверен, при наличии пива с моей родины ваше возвращение с того света было бы намного быстрее.

Прейру хоть и было плохо и больно, он всё равно невольно улыбнулся, глядя на невысокого крепыша с длинными усами и хитрыми глазами, аккуратной бородкой и обширной залысиной, на которой багровел свежий шрам — битва, что называется, за его голову произошла знатная — наверняка сорвало шлем, который Войтех, будучи чрезвычайно бережливым, отыскал и подвязал к поясу. Капитан в который раз отметил про себя отношение жителей запада королевства, соседствующих с шалюрскими деревнями, с которыми у них в лучшем случае был вооружённый нейтралитет. Но даже сейчас, после объявления королём предать огню взбунтовавшуюся провинцию, Войтех не называл шалюров предателями или драконами. Суровые законы фронтира: врага нужно уважать, иначе ты не будешь достоин его. Вообще, что тут говорить, история Западного предела изрядно писана кровью. Если судить хотя бы по фамилии гвардейца, то он — дворянин вербарских кровей, а значит, земли его семьи наверняка часто были спорным вопросом между братскими королевствами Агробар и Вербар. Но об этом сам Войтех, изрядный зубоскал, умалчивал — о семье и родине — ни-ни. В отличие от того же Дики, любящего вставлять истории из жизни своего баронства и родни. К примеру, вот одна анекдотически историческая фраза старшего РоМорея, ставшая, в принципе, и последней каплей, и указанием к действию: «Что же за дракона ты родила на мою голову, Мильде?!» — воскликнул в сердцах отец на семейном совете, и родня, где помимо самого барона присутствовали мать, братья, сестра, кто с негодованием, кто с укоризной, кто с ухмылкой подняли взгляды на возвышающегося над ними чуть ли не на полторы головы Дики. Что делать, приходилось ломать шеи, ведь род Морей был хоть и весьма боевитый, но в росте как-то не задался.

— Капитан РоГичи, хочу напомнить тебе, деревенщина, благородных кровей, и голову ему вернее вскружит вино с тиренских виноградников.

— Это кого ты назвал деревенщиной, пень неотёсанный? Да такого, как ты, даже звери лесные постесняются за своего принять! Видно чиновник спросонья поставил кляксу, а в королевской канцелярии приняли её за положительное резюме — это наверняка случайность, что почти что «тёмный» затесался в ряды королевской гвардии…

— Сейчас ты сам точно потемнеешь, когда получишь по голове! — терпение, миролюбие, равно как и продолжительные словесные баталии, как говорилось выше, не были сильной стороной Дики.

— Всё, прекратите, наконец, — сердито, негромко, но при этом внушительно вмешался Даг. Он деликатно придерживал капитана за плечо, тонко уловив его состояние, и, лишь почувствовав, что тот крепко утвердился на ногах, отпустил его.

Прейр, с улыбкой прислушиваясь к пикировке своих подчинённых, огляделся, оценивая их положение и состояние, дабы принять решение, как им быть дальше. И холодок в его душе, тот панцирь, который твёрже любых доспехов, благодаря которому он смог не только выдержать эти дни и не сломаться, но и, честно говоря, выжить — ведь легко смотреть в глаза смерти, чувствуя себя мёртвым, немного отступил. Глядя в суровые, и, несмотря на браваду, уставшие лица товарищей, увидел самое главное — их очень потрепало. Выходит, что обещание, данное принцессе о том, что он вернётся со своими людьми к ней на помощь, может быть и не исполнено. Может вообще встать вопрос о просто выживании в ставшем вдруг смертельно враждебным родном городе.