Павел Кошовец - Просо судьбы

Но тут весь шум перекрыл пронзительный и устрашающий вопль: «Заткнитесь!!!», и сразу стало понятно, что Грызул неспроста является вожаком отряда. Мощная глотка — чем не признак начальника?

В наступившей относительной тишине, прежде чем орк-предводитель обозначил своё мнение о наглеце, всунувшем своё жало в ситуацию, его не касающуюся, и чреватую такими карами, что, ох, как больно может быть головушке, потерявшей связь с бренным худосочным тельцем, прозвучал спокойный, ничуть не испуганный, даже с какой-то внутренней ленцой, голос.

— Я так и думал, что вы будете против. Но ведь попытаться стоило? — Мягко вопросил человек у общества, чем вызвал очередной ступор у окружающих.

Каэлен внутренне дрожал от смеха — уж Ройчи умеет выводить из себя. Но тут же одёрнул себя — наступила пауза, которая бывает накануне грозы. Или перед тем, как начинают бить. Тут главное устоять на ногах, иначе затопчут.

— Мы легко можем уладить иначе наш спор, — между тем продолжил Ройчи ровным голосом, глядя при этом только на Грызула.

— Как?!

— Поединок, — просто ответил тот. — Вопрос может быть закрыт правом сильнейшего.

Народ загомонил, но теперь в голосах звучали и одобрительные нотки. На ничейных землях, на которых мог найти пристанище любой, споры, не взирая на количественный состав отряда, стараясь избегать массовых кровопролитий, предпочитали решать именно поединком — один на один. Такова традиция.

Лидер дроу, бросив на Ройчи быстрый взгляд, отошел к своим — посовещаться. Пусть у тёмных эльфов и было жесткое иерархическое подчинение, и командир или более благородный высокорождённый мог принимать решение единолично, но мудрый командир всегда советуется с подчинёнными, хотя бы на ранг или два ниже его — есть мелочи, которые одна, пусть самая умная голова, может упустить, есть специализации или наличие специфического дара, носители которого могут видеть глубже иных.

Грызул тоже повернулся к ватажникам — с тем же намерением. Поединок — это и ритуал, и зрелище, торопливости он не любит. Каэлен лишь расслышал своим чувствительным слухом, как огромный орк настойчиво обращался к вожаку ватаги: «Отец, выстави меня! Я размотаю кишки этому бледному дракону…» — дальше шло перечисление не очень приятых эпитетов человека, и эльф, скривившись, поспешно отвернулся — ну, не любил он ругательств, особенно из уст «тёмных», и поспешил к Ройчи, перед которым возбуждённо тряс бородой и махал кулаками Ностромо.

— Ну, давай я выйду! — канючил гном, он аж дрожал от желания подраться, — я еще ни разу не бился с тёмными эльфами.

Ройчи, глядя на него с улыбкой, отрицательно качнул головой.

— Если бы не две последние пинты пива, которые до сих пор болтаются в тебе, я, возможно, и доверил тебе это развлечение, а так… — он с театральным вздохом развёл руками.

Подгорный насупился, и через удар сердца бросил обидчиво:

— А мне почему не рассказали, что «тёмные» забредали к нам?

— Когда? — сделал удивление Ройчи. — Ты пришел под утро, вымел наш завтрак, любовно приготовленный Листочком на троих, потом были сборы и свёртывание лагеря — у всех было, чем заняться.

Гном виновато отвернулся. Подулся минуту, наблюдая как желающие очерчивают поединочный круг, но вскоре любопытство перевесило — да и никогда он долго не мог ни злиться, ни обижаться, ни унывать — обернулся к Ройчи.

— А ты уже пересекался с дроу?

— Бывало, — равнодушно кивнул человек, думая о чём-то своём.

— Хорошие воины?

— Очень хорошие.

Это была весьма высокая оценка из уст их друга. Теперь уже задумался гном. И Каэлен, который тоже никогда не скрещивал меч с тёмными собратьями.

Наконец в круг вышли представители ватажников, и Грызул громко объявил:

— От вольного отряда честь доказать наше право на добычу будет отстаивать воин Тыштак! — представил он того огромного орка, который кричал и выступал больше всех.

Не сказать, что Каэлен опасался каких-то подвохов от этих, в общем-то простых разбойников с больших и малых дорог. Вдруг у них и пребывал какой-нибудь самородок, способный противостоять Ройчи? Но вряд ли. А орк? Даже очень большой — тем более большой — и эмоционально неуравновешенный, молодой — это не соперник. Вот дроу…

Ройчи уверенно и неторопливо вышел в круг. Никакой защиты, ни шлема он не надевал — как был, в простой рубахе навыпуск. Только волосы схватил ремешком в хвост, чтобы не лезли в глаза. Ножны с мечом держал в левой руке, но не спешил обнажать оружие.

Встал напротив презрительно кривящего губы орка.

— Ну, что, малыш, вижу, давно тебя не пороли, раз ты так самонадеянно лезешь во взрослые игры? — доброжелательно и мягко поинтересовался наёмник.

— Да я тебя перекушу и выплюну, белолицая лягушка! — Взревел Тыштак гневно раздувая ноздри, уже готовый сорваться в бой и наконец-то располовинить глупого человека устрашающих размеров секирой, но правила поединка подразумевали и предварительную словесную накачку.

— Бедняга, да тебя, видно, не кормят, — сочувствующе бросил мужчина и пояснил: — В первый раз слышу, чтобы уважаемые мной орки потребляли лягушек, — озадачено качнул головой. — Знал бы, накопал тебе, малыш, земляных червей, — думаю, они весьма бы порадовали твой вкус…

Вначале вжикнула секира в том месте, где только что стоял Ройчи, а потом только донёсся рёв. Если закрыть глаза, — как с ухмылкой подумал Каэлен, — легко представить, что находишься в дремучем лесу, где беснуется дикий страшный зверь, одной своей глоткой заставляющий трепетать листья и загоняющий в норы всякую мелкую живность.

А в кругу в это время носился, словно ужаленный, большой разумный, изображая своей секирой ветряную мельницу. Добиться хоть какого-то результата ему не удавалось — юркая добыча всё время в последний момент уходила от него. Ройчи экономными и скользящими движениями был будто на шаг впереди «тёмного» — он словно предугадывал действия соперника, его ложные выпады, атаки, якобы неожиданные повороты. Это продолжалось уже достаточное время, и народ вокруг начал волноваться, выкрикивая обидные реплики обоим противостоящим сторонам, а Листочка, по человеческому выражению, это мельтешение начало укачивать.

Наконец Тыштак выдохся и остановился посреди круга, тяжело опираясь о древко секиры. Грудь его ходила ходуном, глаза лихорадочно блестели, будто он обожрался дурмана, а ткани рубахи, на которую он навешал бронь, была мокра, хоть выкручивай.

— Мало тебя, малыш, гоняли в детстве, если после пяти минут движений ты сдох, — Ройчи, который не то, что не вспотел — у него дыхание не сбилось, пренебрежительно скривился. — Как же ты собираешься участвовать в настоящих битвах, которые могут длиться и по полдня и дольше?