Павел Кошовец - Ремесленный квартал

— Поговори с графом, — настойчиво бросила вслед Руфия, — воспользуйся нашим семейным Даром и посмотри в него. Отпадут все сомнения, предатель ли он.

— Посмотрим, — уклончиво ответила та от дверей, и сестра понимающе кивнула — слишком капризной штукой был их Дар. — А ты тут долго не сиди. Одевайся, пока не замёрзла и спускайся вниз — сейчас ужин горячий будут подавать. И… спасибо за совет и помощь, — замялась на мгновение. — Поговорила с тобой — и как-то на душе стало легче.

Руфия смотрела на затворившуюся дверь и улыбалась.

Она уже оделась и теперь кружилась на месте, с улыбкой наблюдая, как крутится подол и широкие рукава — честно говоря, в это платье в ширину могло поместиться две Руфи. Ну да ладно, иных существенных недостатков в нём не было.

Заглянула служанка и напомнила об ужине, и девочка поспешила наружу.

Руфия с любопытством оглядывалась. Стоило времени чуть уменьшить свой бег, как происходящее стало восприниматься, как Приключение. При том, что она такими мечтами и не страдала — ей хватало, собственно, книг. Но… от какого-нибудь познавательного, длительного путешествия по экзотическим странам она бы точно не отказалась. Другое дело, что идеи сестры касательно роста самосознания женщин её совсем не интересовали и не волновали, а воинственные лозунги и игры в амазонок, связанные с возможным членовредительством, долженствующие их сравнять с мужчинами, вообще отталкивали. Но сама по себе установка на Приключение давала возможность легче смотреть на жизнь. Ведь, если нет безопасности, нет внятного будущего и даже ближайшая перспектива не ясна, то должно же быть что-то не напрягающее? Хотя и требующее физических и моральных усилий.

Она с удовольствием коснулась крепких дубовых перил (совсем не подозревая, что несколько часов назад точно также поступила сестра), отполированных до приятной гладкости, не заглядывая через них, логически предполагая, что там расположен обычный трапезный зал. Массивные, на вид очень внушительные балки, словно под корабельные мачты, как рёбра какого-то гигантского животного создавали мощную конструкцию вверху, но на что она обратила внимание, так это на частые мостки, соединяющие эти балки, и небольшие площадки, распределённые под крышей примерно на равном и разновысотном расстоянии. Неплохие гнёзда для стрелков… Или точки остановок рабочих — ремонтников. Любопытно.

Выше этажом шла ещё одна галерея, четвёртого, последнего этажа. Опустила взгляд и только увидела тюрбан одного из восточников, когда почувствовала какой-то дискомфорт…

Небольшие вроде как, но ощутимые сотрясения лестницы, перила дрогнули в ладонях. Руфия недоумённо повела головой: что это? Она ощутила движение сзади, обернулась и посмотрела на пролёт выше…

Это был… Это был кошмар на двух ногах (ступня в каком-то извращённом подобии обуви помещалась на ступень частью пятки), с бочкообразным полуобнажённым (символическая короткая безрукавка таки присутствовала) торсом, тщательно скрытым рыжим волосом, необычайно широкими в плечах — бицепсах — предплечьях руками (скорее — лапами), которыми селяне легко могли бы вспахивать землю, свисающими ниже колен, с очень маленькой лопоухой головкой с небесно-голубыми глазами, окончательно добившими Руфию — едва не взвизгнув, она ссыпалась по лестнице вниз.

Приключение приключением, но встреча маленькой симпатичной девочки со снежным троллем — классический сюжет агробарского фольклора (с обязательным поеданием ребёнка, естественно). Участвовать в котором она не имела ни малейшего желания.

«Волшебное приключение продолжается», — хмыкнул про себя гном.

На иную реакцию: ругань, переживания, злость, обиду на судьбу, разочарование, удивление уже не было сил. Да ещё усталость поселилась в двужильном, с большим запасом прочности теле подгорного жителя. Впрочем, они все такие — «светлые» гномы, выносливые и крепкие, как горы, из которых они вышли.

Проплутав почти всю ночь по беспокойным улицам Агробара, они упёрлись в какое-то препятствие. Ностромо, в какой-то момент, от греха подальше забравшийся в фургон — дабы лишний раз не отсвечивать и не привлекать внимание — прильнул к небольшой щели. И в сердцах помянул дракона, потому что обзор закрывала широкая спина пехотинца, сидящего на козлах, — но так, ругнулся негромко, не потому, что боялся потревожить ещё не пришедшего в себя барона, а по привычке. Не очень-то он любил громогласные выступления. Если, конечно, не выведут из себя!

Он уже сам был не прочь размять ноги, но пока непонятно было, стоит ли выходить ему или нет. И так полночи фактически в авангарде прошагал на своих двоих. Да и до этого не на заднице проводил время — из-за этого драконьего (не иначе Худук накаркал, шаман доморощенный; чтоб у них (мятежников) ничего не сложилось!) дворцового переворота его изрядно помотало (и побило) по сумасшедшей столице человеческого королевства… Звучит, конечно, странно, зато верно по смыслу: на всех иных, будь то «тёмные», гоблины, например или «светлые», как он, гном или те же эльфы, люди в этой отсталой стране смотрели косо. А во время беспорядков так и вовсе — первые жертвы. Потому что во всём виноваты. Да и при деньгах, небось.

Он прикоснулся к шее барона. Сердце бьётся. А так мертвяк мертвяком, да ещё здоровый такой, что обходить его внутри фургона приходилось под стеночкой. Бледный, неподвижное лицо с крупными чертами, чёрной растрёпанной шевелюрой и чёрной же пышной бородой, провалившиеся глаза под кустистыми бровями. Вообще, вербарец был до чрезвычайности волосат — Ностромо не сомневался, что если с него, как с луковицы снять все доспехи и одежду, то глазам предстанет настоящая шерсть, как у тарийских горных овчарок. И поддоспешник незачем одевать — так, набросил кольчугу на не совсем голое тело — и готов к бою…

ВерТиссайя неизменно производил сильное впечатление. Даже будучи бессознательным. Этакая скала, спящая пока. При ясном уме из-за постоянных перепадов настроения от навязчивого веселья до мрачной меланхолии был собеседником и попутчиком так себе — не расслабишься. Но гном был благодарен ему за спасение, и отплатил при случае той же монетой. При всей неровности их отношений, непонятностях и тайнах, Ностромо пришёл к выводу, что барон хоть и капризный и эгоистичный дракон, в тоже время он неплохой — принципиальный, следующий какому-то своему кодексу чести и… сентиментальности. Такой себе большой уже не ребёнок, а допустим, парень. Годков-то ему, небось, за сорок, а по человеческим меркам это уже солидный возраст. Повезло, что дожил. Повезло, что Агробар — мирное королевство. Почти. Ха-ха-ха, — расскажите это тем мертвецам, что не погребёнными украшают улицы славного города…