Оксана Демченко - Карты четырех царств [СИ]

— Где ж тебя носило-то? — недружелюбно проскрипел старик. Он всегда ругал беса и полагал это не правом даже, а долгом. И теперь не вздрогнул, не выказал радости или удивления. — Непорядок в доме! Да, почитай, во всем мире сплошной бурелом! Ить так распустил народец! Ить так их…

Слуга безнадежно махнул рукой и зашаркал в свою комнату, на заслуженный отдых. Он чуть прикашливал и украдкой смахивал слезинки. Рука дрожала… Вервру стало неловко. Надо было проведать упрямца хоть раз.

Ан поставил пустую чашку и сгреб в горсть урюк. Принялся на ходу подбрасывать по одной ягодке и ловить ртом, и жевать, перемалывая вместе с косточками. Нюх сообщил: во дворце постоянно живет кровный брат Аны. Еще тут обитают полезные люди — те самые, кого он помнил по последней встрече с врагом Улом. Друзья наследника атлов выжили в столице, повзрослели… заматерели, можно сказать. Но людишками не сделались. Недавно в доме была и Ана — но теперь малышка далеко. Нетрудно понять, кто тому виной. Но отчего-то брата Лоэна не хочется ни винить, ни проклинать. Некогда. И… сколько можно пробовать переиначить его?

Сейчас дворец пуст. Люди — нужные и ненужные — вне парковой ограды, в городе. Ан шагнул в первый из покоев, запретных для людей. Миновал его, добрался до кабинета. Нащупал пластину под ковром, прошел процедуру опознания. Бионические системы — так это называл брат. Лоэн обожал строить подобные. Ан — вернее тот, кем о был прежде — использовал такие вещицы минимально. Во дворце имелась всего-то одна скрытая полость пространства: хранилище того, чему не следует случайно попасть в руки людям никогда и ни при каких условиях.

На краткий миг Ан замер, зевнул, вспоминая свой кабинет, обжитой за годы и даже века, привычный. Стол, кресло, сделанное тем мастером, давно… очень давно по мерке людей. И на стене картина — он помнит художника. Чахоточный, самовлюбленный, хвастливый сукин сын неустанно учил всех жить, а сам не умел даже в лавку сходить за кистями и холстом. И все же он был мастер. И все же когда его подкосила старость — было больно… Ан скривился, рывком стащил через голову цепочку с медальоном. Открыл его, кончиками пальцев тронул портрет Аны — тот, работы Эмина. Однажды, хочется верить, рисунок удастся увидеть глазами, а не кожей и чутьем. Но — не теперь. Цепочка с легким шорохом стекла с ладони и звякнула по столешнице.

Ан развернулся, шагнул в щель иного пространства, в движении вдел руки в лямки четырех готовых, полностью упакованных, вместилищ — и сразу вернулся в кабинет.

Теперь слепой вервр двигался плавно и довольно медленно, старался не царапать стены и не ломать двери. Иначе слуга расслышит, всполошится. А зачем старого вмешивать в то, что не по его силам?

И снова парк, и улицы Эйнэ. Камни мостовой принимают следы ног вервра. Впечатывают в белую кисею снега — делают тайное явным.

Ан ярко обозначил себя, добравшись до ворот «Алого льва»: чуть улыбнулся сторожам и проникновенно взрыкнул. Все четверо вняли, торопливо распахнули створки. И вервр вошел во двор, не дожидаясь приглашения хозяина, но всё же не тайком. Снег скрипел в такт движению. Люди, собравшиеся чуть поодаль, обернулись и во все глаза смотрели на прибывшего. Пока вервр шел, они недоуменно изучали темную массу мешков или тюков, трущихся со свистящим шумом. Они сперва и не сообразили, что всё это тащит один человек… вернее, бес.

А потом вервр сбросил тюки, замер — и во дворе стало очень тихо.

Дорн хэш Боув первым очнулся, узнал — и шумно вздохнул. Следом охнула его жена, шагнула вперед и поклонилась, вроде бы даже с радостью. Наконец, хэш Лофр рассмотрел и домыслил происходящее, возмущенно заворчал…

— Клопа сюда, ко мне, — Ан щелкнул пальцами и нацелил указательный прямо на того ловкача из ночных людишек, который невидимкой дежурил на крыше вне подворья, как было заведено еще при Рэксте. — Живо!

Соглядатай икнул — и пропал. Вервр провел ладонью по лицу и откинул волосы назад со лба. Дал себя рассмотреть — такого, каков он стал. Слепого…

— О! Эк тебя, — заинтересованно буркнул Лофр. — Всегда хотел сам такое проделать. Кто ж разрушил мою мечту?

— Ул, мой враг, — вздохнул вервр… и тишина снова склубилась плотнее. Сквозь неё было сложно строить разговор с теми, кто не боялся и не верил. Значит, пока оставался глух. — Ул… лучше бы наследнику вернуться домой до нынешней ночи, но — не сбылось. Придется без него. И без Аны, кажется, тоже.

Вервр, даже слепой, прекрасно видел людей. И их неподвижные лица, и движения их душ. Он ждал. Понимал, что не может сказать всё то, что надо сказать теперь и без промедления… «Ваш мир обречен» — как подобное прозвучит из уст Рэкста? Как угроза! Или обман. Да мало ли, что люди услышат и какие сделают выводы! Они же люди. Вот только мир обречен, такова правда. И помощи ждать неоткуда, не от кого. Разве что…

Вервр недоуменно принюхался, вчуялся. Там, в доме, имелся совершенно невозможный гость. Неподходящий даже для четвертого царства. Все подобные ушли еще до становления иерархии! Ушли просто потому, что не научились соседствовать с людьми. Неужели?..

— Как же черта у ворот, закон не переступать без приглашения? — огорчился Лофр.

— Мой закон. Если, установив его, не пожелал бы сам соблюдать, медного пескарика он не стоил бы, — пожал плечами вервр. — Но сегодня нет времени церемониться.

— Что, край? — Лофр насторожился, убрал руку с боевого ножа при поясе.

— Край, — вервр поклонился темным окнам, решившись-таки поверить в невозможное. Он опустился на колено, как делал и прежде, начиная беседу с нэйя. Он и тогда до холода в спине боялся спугнуть их, а теперь тем более. — Вы… это точно вы? Вы знаете не хуже меня, что именно пробуждается на главной площади. Вы не намерены уходить?

Нэйя возникла на пороге. Невесомая… На коже аромат весны и рассветной росы на траве с незнакомым этому миру названием амаими — так всегда воспринимал её запах вервр. Он даже смог вспомнить имя травы, совершено ненужное теперь.

— Душа моя рада вам, летящая в свете. — Ан прижал ладонь к груди и поклонился. Сделал над собой усилие и вспомнил еще одно древнее имя. — Лэйгаа… Так странно. Не помню своего имени, но ваше живо. Я рад этому, как дитя.

Нэйя куталась в шаль, едва смея покоситься в сторону площади, которую и отсюда ощущала всей душой.

— Вы могли бы сделать мне подарок, очень дорогой? — Вервр попробовал попросить о невозможном.

— Нет, — шепнула нэйя, и руки её вспорхнули, и на узкой прохладной ладони вервр ощутил то, во что не смел поверить: частицу Шэда. — Я знаю и помню вас, Жесхар Шэд. Я ощутила вас в мире, едва шагнула сюда. Трижды за эту ночь я произнесла ваше старое имя, надеясь быть услышанной, надеясь собрать вас воедино. Но вы не смогли разобрать зов и хуже того: частица Шэда, что была мне отдана на хранение, тоже не отозвалась, не пробудилась. Вы изменились. Дважды изменились, так мне видно! Я не атл и совсем мало знаю вас — нынешнего. Я не в силах сплести живое имя из обрывков прежнего и нового. Вы даже не услышали меня… Простите.