Оксана Демченко - Карты четырех царств [СИ]

Капли, приготовленные Шелем, огнём потекли по жилам, выгнали пот. Лия сморгнула слезинку и снова покосилась на тело старого Монза. Кем он был ей? Частью семьи. Как проводить его без слез, согласившись со словами Улы, сказанными только для преодоления непосильной боли, неискренними… Семь лет, отвоёванных у смерти? Много. И ужасно, непоправимо мало. Травнице больно, но она взваливает на себя чужую боль, словно ей — посильно.

— Тебе надобно поесть, — Ула встала и покачнулась. Сразу рядом вырос Шель, подставил плечо. — Отдохни.

— Сами бы отдохнули.

— Вот же ж! — горячо поддержал Шель.

— А Лофр? — встрепенулась Лия.

— Муж покуда занят. Князя батюшку поехал поблагодарить за милость, — напевно сообщила Ула. — Помнит о нас, в уме держит всякий день. Высокая честь.

Лия ощутила, как губы растягивает кривая ухмылка. Она бы никогда не позволила себе подобной, никогда и нигде. Разве вот — в доме Улы. Где Сэн с его дичайшей прямотой не кажется странным. Где несомненное подвергается сомнению: Рэкст что, не отравил Сэна а… спас? Наделил меткой, так подобное именуется в записях Монза. Уточнить бы хоть что про бесову метку, вот только у кого?

По коридору прошелестели шаги. Чуть прихрамывающие, неширокие, уверенные. Лия движением ладони согнала с лица настоящие мысли, оставив лишь покой.

— Хэш Хэйд, — поклонилась она двери, приоткрытой на два пальца. — Изволите рвать волосы или ограничитесь скорбным вздохом, советник?

Хэйд протиснулся в расширенную щель, быстро осмотрелся и выбрал кресло в углу. Сел, глядя в пол и сосредоточенно постукивая большим пальцами сплетённых в замок рук.

— Это я не отпустил третьего канцлера из дворца, если вам угодно услышать и принять сказанное. Я же сдвинул беду на нынешнее утро, отослав через ненадёжного человека некое сообщение, чтобы его перехватил бес. Я ошибся, полагая, что князь не станет жертвовать алым нобом со слухом чести всего лишь из пустой ревности. Не о том думаете, не надо так делать бровью. Ему больно видеть золото крови, не разменянное на монеты, вот в чем ревность… — Хэйд поднял взгляд, и далось ему это непросто. — Если вам станет легче, отомстите мне.

Лия нахмурилась в полнейшем недоумении, всмотрелась, не веря себе. Неужели советник способен искренне страдать? Глаза его неподдельно красны, и руки дрожат, и…

— Мы с Монзом знакомы с тех пор, когда он отзывался на имя Ан. Когда я был юношей, бескорыстно меня защищал лишь отец Сэна. Позже мы со старшим Боувом боролись в столице рука об руку Лофру я обязан жизнью, как и Улу. Получается, сегодня я истратил на интригу всех своих друзей, нынешних и бывших. Я отныне нищий… Мне побираться, и то поздно, советникам подают золото и власть, а вовсе не руку для пожатия.

— Кого вы не упомянули? — задумалась Лия, почти веря в раскаяние и от души сочувствуя боли и одиночеству. — Погодите, поняла! Тот юноша, Тан. Именно вы могли назвать ему имя Ула. Разве он тоже часть игры? Он сущий ребёнок.

— Я бы душу продал, чтобы получить доступ к библиотеке и дневникам багряного беса, — поморщившись, признал Хэйд. — Душу! А только другие вновь платят за меня. Монз и Сэн… так несправедливо.

— А просто сходить в гости к мальчику — никак? — Лия не поверила своим ушам.

— За эти годы пробовали гостить у него десятки людей — моих, князя, Альвира, — покривился Хэйд, снова глядя в пол. — Этого ты пока не знала, но «метка Рэкста» — не пустая игра слов. От ворот его дворца каждый шаг к особняку усиливает… давление. Люди сходят с ума, не добравшись до первых деревьев. Вдобавок мальчик не прост. Он нелюдим, его слух чести искажён пережитым в детстве унижением и повторным позором, незаслуженно и публично причинённым ему семьёй Оро. Каюсь, мой недосмотр… так или иначе, получив дворец, новоявленный граф Гост никого не приглашал в гости горячо, от души. Никого, кроме Альвира, но бесу в дом иного беса дороги нет. А Монз и Сэн… Надеюсь, я не доживу до возвращения Ула и не окажусь вынужден объяснять ему свои способы ведения дел. Я намерен покинуть столицу.

Сказанное прозвучало так буднично, что на сей раз Лия поверила в каждое слово. Взломанной коркой льда осыпались сомнения в искренности дружбы Дорна. Из тумана недомолвок Хэйда собрались яркие звёздочки росы — настоящего смысла его решений. Холодных. И порождающих слезы для самого же Хэйда.

— Я и семь лет назад не верила в счастье для всех и для каждого. Я — золото, такие как я обречены выбирать свою правду и задним числом узнавать, какова её цена. Очень больно, — вздрогнула Лия. — Здесь и сейчас мы впервые поняли друг друга. Хэш Хэйд, я прошу вас покинуть столицу и вывезти за её переделы Сэна, не беспокоя его тело хотя бы до полуночи. Я требую, чтобы вы направились на запад и встретили посольство первым, до того, как в игру встрянут Тэйты и, тем более, племянник князя. Я обещаю, что укроюсь от тягот опалы во дворце беса Рэкста. К утру вы поймёте, насколько нам важны его дневники. И каким умолчанием я только что вам… отомстила.

Лия хлопнула в ладоши, дождалась явления вездесущего Шельмы, приказала заложить карету и бережно перенести туда Сэна. А еще испросить у Омасы людей в сопровождение.

Скоро Хэйд молча забрался в карету и сгорбился на подушках напротив Сэна, которого полагал до сих пор — мёртвым. Когда карета покинула двор, Лия спиной ощутила тёплый и грустный взгляд матушки Улы. Сама подошла и уткнулась в плечо.

— Страшная в столице жизнь, деточка, — пожаловалась Ула. — Мой-то муж через Сэна переступил, не нагнулся даже… Я было в крик, а тем криком и подавилась. Не время для слез. Ему-то как больно, я ведь и не удумала враз, только погодя в ум вошло. Как был, сам в крови и топор без чехла, так и помчался. Сердце себе порвал… Деток беречь надобно теперь, а не после. И ты не останешься на похороны Монза, вижу. Не майся виной. Я все исполню, как следует.

— А живая вода где запропала? — упрекнула весь мир Лия, греясь щекой о матушкино плечо.

— Деточка, покуда с тебя довольно слез. Уж научись плакать, важное умение, — посоветовала Ула. — Я велела заложить двуколку. Шель тебя отвезёт, не спорь.

Пришлось через силу и с болью отрываться от тёплого плеча и шаг за шагом уходить в одиночество многолюдного города… Уже покидая двор под мерный перебор копыт упряжного конька, Лия расслышала суматоху приближающегося галопа.

Дорн осадил скакуна и слепо уставился на ворота «Алого льва». Глянуть на Лию ему было, пожалуй, непосильно.

— Прости, я много глупого наговорила, — жестом убедив Шеля остановить коня, Лия поклонилась Дорну. — Я знаю, кто для тебя Сэн. Знаю, что такое служба и ответственность. Все, что может наладиться, постепенно наладится. Я временно спрячусь в тихом месте, и там меня не получится проведать.