Ша Форд - Проклятие дракона (ЛП)

— У меня был выбор? — проворчал старик. Он осторожно ощупал работу Каэла, его рот раскрылся.

— Можно было обратиться к целителю.

— Какому? Как думаешь, много их у нас? — старик пронзил Гриффита взглядом. — Если бы я знал, что он гремучий, я не дал бы ему себя рассечь!

Гриффит с улыбкой покачал головой.

— Он просто глупый.

Каэл особого улучшения в словах не видел, но это успокоило старика. Как только он ушел, Гриффит объяснил:

— У дикарей давно не рождался целитель. Это редко случается, и они надолго не остаются.

— Потому что они слабее остальных? — догадался Каэл.

Гриффит вскинул брови.

— Слабее? Нет, шептунов слабых не бывает. Главное, чтобы было равновесие. Мы нужны друг другу. Целители не задерживаются, потому что им сложно. Они переживают из-за ран, — он пожал плечами. — Так мой отец говорил.

Каэл не знал, прав ли был его отец. Насколько он помнил, раны не заставляли Амоса переживать. Он только ворчал из-за них. Но он не собирался это объяснять Гриффиту.

Очередь казалась бесконечной. Каэл так сосредоточился, что перестал видеть их лица. Он выныривал на миг, когда они подходили, как из волн моря. Обнаруживая, где рана, он погружался обратно, терялся в глубинах.

Не так давно исцеление истощило бы его. Он не мог бы исцелить всю деревню, не получив головную боль шептуна. Но после долин это казалось… простым. Он был уверен, что ничто так не утомило бы его разум, как бесконечные дни вспахивания Полей. По сравнению с этим, соединять кожу было просто. И хотя дикари все приходили, у него оставалось немного сил.

Гриффит бледнел все сильнее с каждой минутой, но не хотел получить исцеление раньше других дикарей.

— Быть Тэном — ставить нужды народа выше своих. Я еще не Тэн, но однажды буду. Это хорошая проверка, — улыбнулся он.

Каэл не понимал, зачем страдать дольше необходимого. Но частичка в нем догадывалась.

— Ладно. Скажи, если начнет кружиться голова, — проворчал он.

У последней группы дикарей были простые раны. У нескольких на руках и груди были следы зубов гончих Титуса. Глубокие следы порой задевали кость. Удивительно, сколько дикарей выжило с их ранами.

Последний пациент покинул лазарет, и наступила очередь Гриффита. Он напряженно встал, но руку Каэлу не подставил.

— Если ты целитель, откуда у тебя столько шрамов? Я видел, как ты разглаживал их, — добавил он.

Каэл задумался на миг.

— Думаю, я не стираю их, чтобы не забывать.

— Что не забывать?

— Истории.

Он указал на шрам, рассекающий бровь Каэла.

— Что это была за история?

Гриффит переминался. Каэл видел такие взгляды на лицах пациентов Амоса раньше. И он не хотел тратить время на бесполезные ответы. По его приказу Гриффит неохотно развязал бинты на шее.

Его рука была в лохмотьях от локтя до запястья. Ткань была грубой, как и в одежде дикарей.

— У вас нет хороших бинтов? — он нахмурился, когда Гриффит покачал головой. — Эта ткань слишком плотная для перевязи. В следующий раз используйте мох, если нет ничего лучше.

Первый слой перевязи был затвердевшим от крови. Каэл знал по запаху, что рана Гриффита сильно заражена. Но, когда он убрал последние полоски ткани, он понял, как все серьезно.

Шишки разной формы покрывали руку Гриффита. Лиловые синяки цвели на ней, опухшие рядом с шишками. Его ладонь беспомощно свисала с запястья искореженной руки.

Раны от зубов двумя дугами усеивали плоть: одна линия на верхней стороне руки, другая — на нижней. Они опухли, сочились белым и красным. Любой целитель отрубил бы ему руку по локоть и закончил. Каэл думал, что сможет все исправить.

Ему нужно было, чтобы Гриффит оставался в сознании. Его рука была так искажена, что ему нужно был, чтобы мальчик шевели пальцами, чтобы убедиться, что он правильно вернул все на место.

Процесс был долгим, такое вряд ли вытерпел бы ребенок, но у Каэла был план.

— Договоримся: ты расскажешь о своей ране, а я о своей, — он указал на израненную руку. — Как это случилось?

Гриффит пожал плечами.

— Это был красный дьявол — Царь зверей армии Титуса. Он был выше моего отца, его тело покрывал кроваво-красный мех. Его когти были размером с мою грудь. Гвен оглушила его, иначе он бы меня прикончил. Дьявол попробовал мою кровь, — он зашептал. — Я слышал, как он преследовал меня, пока мы бежали по горам. Но я не переживал. Гвен убьет его и сделает мне ожерелье из его когтей.

— Почему Гвен думает, что может убить его? — сказал Каэл.

— Она все убивает. И, если она говорит, что сделает это, она сделает. Я рассказал тебе о своей, — Гриффит кивнул на шрам Каэла. — Теперь ты о своей.

— Хорошо. Как-то раз я плыл бороться с Ведьмой из Вендельгримм, начался жуткий шторм…

Каэл погрузился в историю, пока работал. Он выдавливал заразу из ранок и закрывал их. А потом началась опасная часть: рука Гриффита была так сильно сломана, что ему пришлось рассечь его кожу и собрать кость изнутри.

Хотя это было ужасно больно, мальчик не дрогнул. Он спрашивал Каэла о буре, о бое с Ведьмой. Когда эта история была рассказана, Каэл показал ему шрамы на ноге, следы от монстра-волка, что напал на него в переходе Бартоломью.

Он скривился, Каэл рассказывал ему о волках, хотя больше был сосредоточен на кусках кости в его руке.

— Тебя тоже укусили. Было больно?

Каэл на миг выбрался из концентрации и пробубнил:

— Конечно, — он отчаянно пытался понять, откуда был какой кусочек. Он словно разбирался со скользкой кровавой головоломкой…

— Было очень больно?

— Да.

— Ты плакал?

— Нет.

Гриффит фыркнул.

— Не ври. Ты…?

— Нет, я не плакал, — рявкнул Каэл. Он выбрался из транса, желая сказать Гриффиту заткнуться. Но выражение лица мальчика его остановило.

Его подбородок был упрямо поднят, веснушки звездами выделялись на бледной коже.

— Я плакал, когда красный дьявол сделал это со мной. Не хотел, но было так больно, и мы убежали так далеко… — его здоровая рука дрожала, сжатая в кулак. — Мне тут не нравится. Я хочу домой.

Было сложно не жалеть Гриффита. Каэл всю жизнь мечтал убежать из Тиннарка, уйти на приключения в низины, может, он бы достиг чего-то и стал бы рыцарем королевства. Но в конце каждой мечты он представлял, как возвращается домой.

Он представлял, как на него посмотрят в Тиннарке, когда он будет идти по улочкам. Марк и Лэмот сгорели бы при виде него, Брокк подавился бы своими словами. Роланд был бы рад. Он бы прижал Каэла к груди и сказал, что всегда знал, что ему были суждены великие дела. И Амос… Амос так гордился бы, что признался бы в этом громко, чтобы все слышали.

В Тиннарке всегда начинались приключения Каэла. Потому он уходил, но потому и возвращался. Жизнь в такой деревне дала ему повод мечтать. Он долго не понимал этого, но теперь Каэл осознал, как важен был Тиннарк.