Роджер Желязны - Антология мировой фантастики. Том 3. Волшебная страна

Прежде всех прочих Елена Хаецкая в романе «Мракобес» (1997) «опробовала» романтическое пространство Германии-2 первой половины XVI в. Ее романтика — сгусток страстей человеческих. Хаецкая в наименьшей степени стремится подарить читателю наслаждение от антуража, для нее точность психологического портретирования и «диалектика веры» бесконечно важнее.

А вот в романах Натальи Резановой «Золотая голова» (1999) и «Я стану Алиеной» (1999) романтическое пространство (суровая Северная Европа-2, XIV–XV вв.) фактически обретает самостоятельную ценность наравне с психологическими и философскими планами. Роскошное, выписанное в деталях романтическое пространство приблизительно XV–XVI столетий предложила читателям Наталья Ипатова в дилогии «Король-Беда и Красная Ведьма» — «Король забавляется» (2002). Рыцарско-дворцовая Европа-2 примерно XIV–XVI вв. — сцена для действия романа Ольги Елисеевой «Хельви — королева Монсальвата» (2001). Бургундия XV в., слегка подкрашенная в сторону концентрации благородства и витальной силы, сыграла роль подмостков для дилогии Александра Зорича [27](2001). Дальше всех от реалий действительного европейского Средневековья отошла Полина Копылова. В ее романе «Летописи святых земель» (1998) невозможно отыскать географические и этнографические признаки Испании, Германии или, скажем, Франции. Булыжные мостовые, придворные наряды, пыточные застенки, дворянские титулы — все это изящная стилизация, наподобие королевства Арканарского. Основа сюжета — борьба между двумя расами: людей и не совсем. «Не совсем» означает нечто посередине между людьми и эльфами. Из-за этого Европа-2 несколько толкинизируется. Более поздняя повесть Копыловой «Virago» (2001) ближе к общему вектору: действие происходит в Испании конца XV в.; романтическая сказка о счастливой любви (с минимальным элементом фантастического) только выиграла от зарисовок быта, костюмов, нравов.

Впрочем, материалом для организации романтического пространства не обязательно должна быть европейская история и европейская литературная традиция. Так, Элеонора Раткевич, автор трилогии о деревянном мече и воине-маге Кенете, использовала для этой цели обобщенно-восточные мотивы, более же всего — японские. Марианна Алферова выпустила в 2000 г. трилогию, посвященную квазиримской империи, т. е. некоему аналогу позднеантичного мира. Наталия Мазова поместила романтическое пространство в некое подобие Прибалтики, вполне современной в бытовом отношении, но вынесенной в параллельное пространство (повесть «Золотая герань», 2001).

Какие-то жанры фэнтези в России более любимы публикой, какие-то менее… В числе явных «фаворитов» — историко-мифологическая фэнтези. Она очень близка по «строительному материалу» к романтической фэнтези. Разница невелика. Если романтическая фэнтези опирается больше всего на литературную традицию плаща и шпаги или, если угодно, кимоно и катаны, то ее ближайшая соседка использует действительную историю или мифы, созданные когда-то древними народами Земли. И пишут ее нередко профессиональные историки.

В этом жанре отличились Г. Л. Олди [28]с трилогией «Черный Баламут», построенной на индуистских мифах, Далия Трускиновская с романом «Сказка о каменном талисмане» (использован мир арабских сказок), Арина Воронова [29], показавшая отличное знание скандинавской истории и мифологии в книге «Дети Брагги» (2001), Ольга Елисеева с романом «Сокол на запястье» (2002), основанном на древнегреческой мифологии, а также истории Северного Причерноморья дохристианских времен… Но «первой ракеткой» жанра заслуженно считается Андрей Валентинов, автор сериалов «Ория», «Око силы», романов «Ола» (2001), «Диомед, сын Тидея» (2000) и т. д.

Читателя историко-мифологической фэнтези завораживает атмосфера аутентизма, т. е. очень точной передачи автором материальной обстановки, обычаев и духовной культуры древних цивилизаций. А настоящий специалист может создать невероятно прочную иллюзию достоверности! И притом вложить в текст все те эмоции, которые он испытывает по отношению к героям и легендам минувших эпох: может быть, любовь, может быть, гнев, а может быть, презрение… Хорошо зная предмет своей любви или ненависти, легче вызвать эмоции и у читателя.

Одним из главных жанров англо-американской фэнтези (если только не самым главным) является ее эпическая ветвь. В России она хорошо известна, однако у нас ее значение скромнее.

Эпическая фэнтези предполагает создание нового мира. Читатель должен видеть и понимать его историю, его дух, глубинные законы его устройства. Обычно подобные эксперименты ставятся по двум причинам. Либо писатель-«творец» желает получить в свои руки колоссальный «полигон» для общественных, философских, этических экспериментов. Либо он стремится обзавестись подобным полигоном, чтобы без конца выдумывать очередные приключения, рискованные квесты, магические войны.

В российской эпической фэнтези можно найти примеры как первого, так и второго. Мир, в котором идет бесконечная борьба измученной суши и атакующих болот, создан Святославом Логиновым в романе «Многорукий бог Далайна» (1992) с целью показать, сколь хитрыми путями соблазн власти способен вползти в душу и покорить себе кого угодно.

Александру Зоричу принадлежит сериал о мире Сармонтазары. Этот мир «выписан», что называется, качественно. В нюансах и подробностях. Редкий, кстати, случай в отечественной фэнтези: гораздо чаще придуманные миры полупрозрачны, невещественны, и любой сколько-нибудь серьезный анализ их внутренней логики разносит авторское творение в щепы. Да и сармонтазарские приключения отличаются динамизмом, многоходовыми детективными комбинациями, нетривиальной эротикой. Но при всем желании особой философии выжать из них просто невозможно.

Некоторым фэнтезийным жанрам явно не повезло в России. Так, например, юмористической фэнтези у нас выходит много, но качеством похвастаться «отечественный производитель» не может. До сих пор из числа отечественных авторов получил широкую известность один лишь Андрей Белянин, неизменно работающий в этом жанре. На ниве героической фэнтези выросли несколько выше прочих авторов Леонид Кудрявцев, Степан Вартанов да еще, пожалуй, Наталья Игнатова. Но в целом российская почва оказалась не слишком благоприятна для этого жанра. Издается героической фэнтези немалое количество, а настоящих, мастерски выполненных, запоминающихся произведений почти нет.

Как видно, российская читающая публика невысоко ценит книжки, где на фоне декораций какой-нибудь волшебной страны персонажи натужно хихикают или незамысловато сносят друг другу черепа тяжелыми металлическими предметами…