Александр Михайловский - Батыева погибель

– Выйдешь замуж за руза, – запальчиво выкрикнула Нарчат, театрально вскинув руки, – сама станешь рузкой. Ведь для того, чтобы он на мне женился, мне надо будет креститься самой, а потом покрестить и весь свой народ.

– Именно это я тебе и предлагаю, – спокойно сказал я, – поступив, как я тебе советую, ты обеспечишь будущее своего народа, влив его в великий русский народ. И вообще, будешь хорошо себя вести, познакомлю тебя с Отцом, чтобы ты поняла, что не губим мы твой народ, а даем ему жизнь вечную. Впрочем, Нарчат, у тебя еще есть время подумать.

Она вскинула голову и внимательно посмотрела мне в глаза.

– Я подумаю, – неожиданно охрипшим голосом произнесла она, – я очень хорошо подумаю, князь Серегин.

9 января 1238 Р.Х. День двадцать восьмой. Полдень. Коломенское княжество. Лагерь сборного войска владимирской и иных русских земель.

Князь Новгородский Александр Ярославич

Шестнадцатилетний князь Александр Ярославич вместе со своей новгородской дружиной и боярином-наставником Федором Даниловичем только два дня назад прибыл в лагерь под Коломной и теперь находился в состоянии тягостного недоумения. Сборное войско почти всех земель северо-восточной Руси, которое собралось для того, чтобы отразить иноплеменное нашествие, теперь готовилось вторгнуться в рязанскую землю, чтобы произвести рейдерский захват рязанского стола в интересах владимирского княжества. Владимирский князь, Юрий Всеволодович, прискакавший вчерашним вечером с малой дружиной, тут же развил бурную деятельность с той целью, чтобы уже следующим утром выступить в поход на Рязань. Но дело затянулось, так как данная затея не вызывала энтузиазма даже у вассальных владимирскому великому князю удельных князей, и поэтому князь Юрий был вынужден собрать большой совет, чтобы на нем продавить свое решение о походе на Рязань.

Главное препятствие заключалось в том, что князем Переяславль-Залесским в тот момент был Ярослав Всеволодович, сидевший на столе в Киеве, а его интересы во Владимирском княжестве представлял пятнадцатилетний князь тверской Глеб* Ярославич, младший брат новгородского князя Александра Ярославича. Желание у переяславцев и тверичей идти на Рязань было меньше, чем никакое. Против этого похода на Рязань был и ярославский удельный князь Всеволод Константинович, в своих делах из двух братьев Всеволодовичей ориентирующийся на киевского князя Ярослава, а не на владимирского князя Юрия. А поскольку личные отношения между Юрием и Ярославом Всеволодовичами к 1238 году стали достаточно прохладными, то никакой поддержки планам Владимирского князя Юрия со стороны клана его брата Ярослава не было и быть не могло.

Примечание авторов: * реальное имя третьего сына Ярослава Всеволодовича и тверского князя так и осталось для истории неизвестным, и своим священным авторским произволом я нарек его в честь деда с материнской стороны.

Лагерь сторонников похода на Рязань помимо самого Владимирского великого князя Юрия Всеволодовича составляли Угличский удельный князь Владимир Константинович, женатый на сестре коломенского князя Романа Игоревича (а родственные узы – это святое) и удельный князь Ростовский Василько Константинович, который из двух своих дядей как-то издавна примыкал более к Юрию, чем к Ярославу. Как говорится, картина маслом, без поллитры не разобраться. Таким образом, из двух великих князей, правивших в двух «столицах» тогдашней Руси, владимирский князь был за поход на Рязань, а киевский против. Такая же картина сложилась и с удельными владимирскими князьями – два за, два против, при том, что Коломенский князь Роман Игоревич, чье княжество с самого начала стояло наособицу между Рязанским и Владимирским княжествами, совсем не был уверен, нужно ли ему вообще это рязанское великое княжение.

«Если неистовый Евпатий Коловрат, – думал Роман Игоревич, – сам, по доброй воле, пошел служить этому Серегину, то от этого дела лучше бы держаться подальше, а то может случиться так нехорошо, что и словами-то сказать невозможно. Да и шутка ли – его войско за каких-то две недели снесло-разнесло всю несметную Батыгину орду, как говорят, не понеся сколь-нибудь серьезных потерь.»

Как человек осторожный, Роман Игоревич на всякий случай отписал Евпатию Коловрату и отправил вместе с доверенным человеком записочку, в которой переложил всю вину на владимирского великого князя Юрия Всеволодовича и сообщил, что он вообще не имеет никого желания садиться на рязанский трон, но желает гарантий личной безопасности. В ответ воевода прислал записку, в которой говорилось, что если князь Роман со своей дружиной не будет участвовать в походе на Рязань, то ему тоже не будет ничего грозить. А если еще он отговорит от похода своего шурина, Угличского князя Владимира Константиновича, то тогда ему еще, быть может, выйдет и награда.

Но князь Александр Ярославич еще не знал о столь примечательном факте. В настоящий момент будущий первый русский верховный князь и император стоял возле своего шатра и беседовал со своим воспитателем боярином Федором Даниловичем, младшим братом Глебом и его воспитателем, тверским боярином Кузьмой Борисовичем. Как ни удивительно, но тихим и внушительным голосом говорил шестнадцатилетний отрок, у которого едва-едва на подбородке начал пробиваться нежный пушок, а матерые бояре внимательно его слушали, кивая поседевшими метлами бород. Нет, если бы молодой князь начал говорить глупости и пороть чушь, то они бы его поправили, но пока все было гладко и весьма разумно.

– Значит так, господа бояре, – произнес юноша, – мы с братом Глебом отроки юные, неразумные, и на княжьем совете нам делать нечего, поэтому туда пойдете вы и будете говорить за нас обоих. Слово нашего отца великого князя Ярослава Всеволодовича вы знаете – на Рязань не ходить, от битвы уклоняться, прямо нашему дяде князю Юрию не перечить и в то же время ничего для него не делать. Понятен ли вам, бояре, приказ нашего отца?

– Понятен, княже, – кивнул боярин Федор Данилович, – все сделаем как по писанному, ты не переживай. Только скажи, где вас с Глебом надо будет искать в это время, и что вы собираетесь делать?

– Будем мы с братом тут, поблизости, а что придется делать – так это в руке божьей, – ответил Александр, в кармане которого лежала записка, переданная одним из преданных слуг Евпатия Коловрата. – Быть может, будем обниматься-целоваться, а быть может, биться за свою жизнь, потому сопровождать нас на той прогулке будет полусотня кованой рати сотника Ратибора Береста… Все остальное дело сугубо тайное, наставник, и я попрошу вас меня пока извинить.

Бояре кивнули и сразу после этого разговора засобирались на княжий совет, а юные князья, поднявшись в седла, под охраной полусотни панцирных тяжеловооруженных воев выехали за пределы воинского лагеря и направились к месту слияния Москвы-реки и Оки, где сыновьям Ярослава Всеволодовича была назначена, так сказать, встреча в верхах.