Александр Михайловский - Ярость славян

– Не знаю, не знаю, – ответил отец Александр, – возможно, вы и правы, но если в игру вступят такие силы, то под их удар попадут наши уланские эскадроны, поодиночке выполняющие индивидуальные задания, а мы, сидя здесь, не то что не сможем им помочь, но даже вовремя не узнаем о случившейся беде. В принципе, любое чудовище, которое может наслать на нас отец лжи, не представляет особой опасности для вашей магической пятерки; я смогу отпугнуть его силой Отца, а вы запросто убьете такую тварь мечом Ареса, не говоря уже о Кобре, которая зажарит его тактическим плазменным шаром примерно так же, как она разделалась с беднягой Посейдонием.

– И какой из этого следует сделать вывод? – сказал я, немного подумав. – А вывод из этого такой, что пришло время нам организовать в мире Славян нечто вроде походной ставки, надежно прикрытой от нападения с земли и с воздуха – и более удобного места, чем переправа неподалеку от Хортицы, я придумать не могу. Тылы пусть пока остаются в этом мире, как и все резервные части, а главных действующих лиц пора выдвигать вперед. Время пришло, тем более что благодаря исследованиям Колдуна мы теперь можем открывать порталы не только между разными мирами, но и между двумя точками одного и того же мира.

11 августа 561 Р.Х. день восьмой, Утро. Правый берег Днепровского лимана неподалеку от современного Николаева, кочевья булгар-кутугуров, полевая ставка хана Забергана.

Вызвавшись быть союзником аварского кагана Баяна, хан Заберган грезил о новых победах, добыче и славе, а получил роль чернорабочего и погонщика скота. Кочевья булгар-кутугуров, медленно смещающиеся вдоль берега Черного моря в сторону устья Дуная, помимо своего, гнали скот, принадлежавший их аварским господам. Прибыв на равнину, с одной стороны ограниченную побережьем Черного моря, а с двух других нижними течениями Днестра и Дуная, булгары собирались начать готовить зимовья для всей объединенной орды; косить, сушить и складывать в копны траву, чтобы скоту на зимовке было чем питаться; рубить лес и строить полуземлянки для семей рядовых обров и походный дворец для самого кагана, а также окружать все это кольцами деревоземляных укреплений, позже ставших известными как хринги. А чтобы булгары вели себя прилично и не вздумали своевольничать, то он каждого рода были взяты в заложники несколько знатных юношей, которые в данный момент находились в ставке кагана Баяна, где их ждало превращение в настоящих обров.

Кроме того, хану Забергану было больше всего обидно, что булгар-кутугуров не допустили до грабежа селений их старых соседей – поднепровских антов. Не дело раба – пусть он даже и привилегированный раб – с саблей и на коне грабить другого раба, когда это должен делать их господин и повелитель. Не хотелось булгарам быть рабами, а пришлось, потому что еще меньше им хотелось погибать под градом стрел и прямыми однолезвийными палашами неистовых авар-обров, чьи неисчислимые орды пришли в причерноморскую степь три года назад. Обрам, напротив, терять было уже нечего, потому что на их плечах висели неистовые тюркоты хана Истеми, победившие этот народ в жестокой войне и гнавшие его прочь из степи. В то время как с другими соседями – теми же хорезмийцами или хазарами – тюркоты уживались вполне мирно; с хазарами у них даже возникло нечто вроде симбиоза.

Когда обры пришли в причерноморскую степь и примучили булгар, то уже на следующий год первыми под их натиском пали левобережные поднепровские анты. А когда их князь Идар, потрепанный, но не побежденный, решил пойти на переговоры, каган Баян приказал попросту убить послов и начать против антов неограниченную войну. Узнав об этом, хан Заберган схватился за голову. Послы в Степи были неприкосновенны, потому что твой противник в этой войне из-за пастбищ с источниками воды или контроля над караванными путями в следующей войне может оказаться твоим союзником. Но обрам и их кагану степные законы были не писаны, и они вытворяли такое, что и в голове не укладывалось у честного степняка.

Ну зачем было под корень истреблять левобережных антов, в то время когда рачительный хозяин просто обстригал бы их как овец, у которых слишком отросла шерсть, а то брал бы их союзниками в набег на византийские земли за Дунаем. Три года назад сам Заберган сходил под Константинополь, и только вмешательство престарелого Велизария помешало ему тогда как следует пограбить столицу империи, изнемогающую во враждебном окружении. Как раз вернувшись из того похода, Заберган столкнулся с обрами и понял, что спокойной жизни в этом месте больше не будет, и теперь придется либо подчиниться новым повелителям, либо сражаться насмерть за свою свободу и саму жизнь.

Сражаться булгары-кутугуры не хотели. Одно дело – ходить в грабительские походы, зная, что войска империи немногочисленны, плохо обучены и их солдаты и командиры в отсутствие угрозы собственным жизням склонны скорее имитировать боевую активность, чем на самом деле кидаться в схватку за какие-то там идеалы любви к отечеству. И совсем другое – столкнуться в бою с пришедшим из глубин Азии яростным и неукротимым воинствующим народом, который по приказу своих вождей будет биться до последней капли крови.

Размышления хана о минувшем, нынешнем и о грядущем были прерваны самым беспардонным образом. Вбежавший в походную юрту босоногий белоголовый мальчишка-гот, помощник табунщика, пал хану в ноги.

– Угнали, великий хан, угнали, угнали, – заголосил он тонким голосом, колотясь своим лбом о войлочную кошму, которой был застелен земляной пол.

Этого мальчишку хан знал. Он был помощником старого табунщика Мурата, еще прозываемого Хромоногим за то, что одна нога у него не гнулась после давнего ранения. Мурату хан поручил табун племенных кобыл боевой кабардинской породы – наивысшую ценность, какую только может иметь кочевник, для которого хороший конь – это и мать, и отец, и верный боевой товарищ. Все его красавицы-жены, все добытое в походах злато-серебро не стоило и одного волоска с гривы такой племенной кобылы или жеребца. И вот мальчишка кричит, что лошадей угнали… В любом случае пастбище, на котором паслись аргамаки, находилось в самой середине медленно перемещающихся на запад булгарских кочевий, и похитители просто не могли успеть уйти так далеко, чтобы храбрые булгарские джигиты не сумели их перехватить.

– Эй ты там, – лениво сказал хан, – прекрати орать и внятно скажи – кто угнал, в каком направлении и где сейчас старый табунщик Мурат?

– Нет Мурат, нет, – заплакал мальчишка, – пришел мангус-шулмус, много-много мангус-шулмус, угнали конь, угнали кобыла, угнали Мурат-табунщик, Акбаш на коня и скакать сказать хан.