Александр Михайловский - Ярость славян

И это чувство захватывало меня целиком, оно было настолько острым, что было способно заменить все человеческие радости, вытеснить их из сознания, особенно если женщина вроде меня только читала в книгах о том наслаждении, которое она должна чувствовать во время соития с мужчиной, и никогда не испытывала его в жизни… А ведь я тоже красивая молодая женщина, я тоже хочу мужской любви, нежности и ласки, хочу чувствовать тот миг наивысшего наслаждения, когда сливаются тела и сердца, любить мужчину и быть им любимой…

Но, к сожалению, это невозможно. Единственный мужчина, который запал в мое сердце, постоянно находится рядом, и в то же время недоступен мне так же, как если бы он был на Марсе, а я на Венере. И это отнюдь не капитан Серегин, как могли подумать некоторые. Батя для меня он и есть Батя. И хоть разница в возрасте между нами не столь велика, но все равно он для всех нас нечто монументальное, величественное и непогрешимое. Я и помыслить не могу, чтобы лечь с ним в постель, ибо такой шаг был бы дня меня чем-то вроде настоящего инцеста. Остальные ребята нашей группы для меня как братья, кто старше, кто младше, а предков из восемьдесят девятого года я вообще не воспринимаю как возможных половых партнеров. Какие-то они для меня дремучие и замшелые.

Пытался за мной ухлестывать и один офицер из параллельной России, капитан Воронков, но из этого ничего не вышло. Уж слишком из разного теста мы сделаны, и капитан переключился на более доступные женские экземпляры, которые вскорости замелькали поблизости. Теперь у него две молоденьких бывших мясных сразу, очень довольные таким фактом, и спят они сразу втроем под одним одеялом. Но это уже их личное дело, поскольку я не имею привычки совать свой нос в чужую постель.

А мне о таком, в смысле о собственном мужчине, остается только мечтать, так как тот, кому отдано мое сердце и душа, никогда не ответит мне взаимностью… Это наш священник-инквизитор отец Александр, Адепт и Голос Небесного Отца, ведущий нас по запутанным закоулкам Мироздания. Он запал мне в сердце еще тогда, когда на базе спецназа мы только готовились к нашему заданию, которое в итоге вылилось в поход через миры. Умный, обаятельный, красивый особенной зрелой мужской красотой, он был настолько непохож на других знакомых мне мужчин, что сразу привлек мое внимание. Но я знала, что сержант-контрактник и православный священник, маг хаоса и адепт порядка друг другу не пара, и потому держала свои чувства в тайне. Чем дольше продолжался наш поход, тем сильнее становилось мое тайное чувство к отцу Александру. В тот момент, когда мы вдвоем с ним уничтожали филактерий херра Тойфеля, сжигая злобную тварь в Первозданном Огне – таком же, в каком рождался мир в первые мгновенья Большого Взрыва – я чувствовала его сильные теплые руки, лежащие рядом с моими, ощущала протекающие через них потоки энергии, и от этого мне было так хорошо, что об этом сложно даже сказать словами.

Теперь каждый раз, когда мы случайно встречаемся в штабе у Серегина или просто вечером у фонтана, у меня начинают гореть щеки, а сердце проваливается куда-то в живот. Я люблю этого человека, но не только не знаю, как ему об этом сказать, но даже не уверена в том, что это вообще нужно делать. Кто я такая и кто он – тем более, что наши энергии прямо противоположны, и если мы отдадимся этому делу без остатка, то результат будет непредсказуем вплоть до того, что весь это мир может быть аннигилирован вместе с нами. По крайней мере, мне так кажется, а более авторитетных специалистов в вопросе взаимодействия пары энергий «хаос-порядок» я пока не знаю. И все, что мне остается – это лежать на медвежьей шкуре, брошенной поверх копны соломы, смотреть на большие звезды в кристально чистом небе, не знающем ни кислотных дождей, ни прочих химических выбросов, и мечтать о том, как было бы хорошо, если бы мы с отцом Александром были обычными людьми, которые могли бы позволить себе любовь, семью, дом, детей и внуков…

Вот немного помечтаю, потом засну, а утром проснусь как ни в чем не бывало, готовая сублимировать свою несчастную любовь в огненные выбросы гнева, поражающие врагов России, в каком бы мире она ни располагалась. Я чувствую, что уже в течение нескольких ближайших дней народ обров полностью прекратит свое существование, и случится это отнюдь не без моего участия.

14 августа 561 Р.Х. день одиннадцатый, 8:05. Полевой лагерь на правом берегу Днепра,

Княжна Елизавета Волконская, штурм-капитан ВКС Российской Империи.

Вот уже несколько дней как моего мужа провозгласили Великим князем Артании и теперь, собственно, я не княжна, а самая настоящая княгиня. Серегин не придает особого значения всем этим титулам, тем не менее вполне серьезно воспринимает свою ответственность перед этими людьми, которые в какой-то мере являются нашими прямыми предками, а в какой-то мере – их двоюродными братьями, не оставившими потомства. Те десять дней, что продолжается операция по спасению народа антов от порабощения аварами, виделись мы с Серегиным только урывками, а последние дни он даже ночевал в 561-м году.

Правда, взамен себя он оставил довольно интересных гостей, самым важным из которых, несомненно, был состарившийся византийский полководец Велизарий, а самым любопытным – его секретарь Прокопий Кесарийский. Седенький такой старикашка, и непонятно только, как в нем жизнь держится. Было забавно наблюдать, как он в перерывах между омолаживающими ваннами и медицинскими процедурами живчиком мечется по заброшенному городу, суя свой нос везде где можно, и даже там, где нельзя. Пока у Димы Колдуна не доходили руки до того, чтобы вложить в Прокопия русский язык, провожатыми и переводчицами ему служили свободные от службы девочки-амазонки, которых очень забавлял буквально вездесущий седой старичок. Прокопия поразили совсем не мой штурмоносец и не танки и бронетранспортеры мира предтечи основного потока. Больше всего его поразило количество книг в полковой библиотеке, а также то, что большую часть ее читателей составляли даже не офицеры, а рядовые солдаты и унтер-офицеры, то есть сержанты. В нашей армии государь-император тоже поощряет, когда в свободное от службы время служивые много читают, повышают свой образовательный и культурный уровень, а потом, по выходе в отставку, поступают для обучения в государственные университеты или служат в местном самоуправлении и полиции. Но об этом позже, потому что после того как Дима Колдун наконец-то вложил в Прокопия русский язык, его вниманием целиком овладела любезная библиотекарь Ольга Васильевна, после чего все вздохнули с облегчением.

Что касается Антонины, супруги Велизария, то она была так, серединка на половинку. Если встать на точку зрения аристократки, то это простолюдинка самого низкого пошиба, вырвавшаяся на самый верх социальной лестницы Империи. Короче – выскочка или, по-французски – парвеню. Если посмотреть на Антонину с точки зрения какого-нибудь демократа, то она яркий пример человека, который сделал себя сам. Правда. сделал не упорным трудом и не успехом в искусствах и точных науках, а личными связями, правильным замужеством и неустанными интригами. Лучше положить с собой в постель живую гадюку, чем иметь такую подругу, как Антонина. Впрочем, Серегин так и собирался использовать эту Антонину – как эксперта в области ядовитых и запутанных византийских интриг.