Александр Михайловский - Ярость славян

Примечание авторов: * стола – византийская женская верхняя одежда, представлявшая из себя длинную тунику до пола, обычно украшенную вышивкой. Выходя на улицу, византийки поверх столы обычно накидывали на плечи паллий, то есть закрывающий плечи и руки шаль или платок, а на голову надевали головной убор, часто с вуалью.

– Это мои сестры Гликерия и Кира, – шепнул мальчишка патрикию Кириллу, – если господин передумает насчет девочек, и поднимется в комнаты, то они будут рады обслужить его.

Патрикий еще раз посмотрел на Киру оценивающим взглядом и остро пожалел, что один раз уже отказался от местных потных услуг, решив, что ему подсовывают престарелый «третий сорт». А тут вот оно что – хозяин таверны извлекает дополнительную прибыль, пуская в оборот собственных дочерей. Хотя…

– Вот что, юноша, – сказал он мальчишке-половому, – если не найдется такой капитан, который согласится отплыть в Херсонес сегодня же, то тогда мы на одну ночь снимем в вашем трактире комнаты и, возможно, воспользуемся твоим предложением насчет девочек. Но только при условии, что мои спутники тоже не будут лишены женской ласки. Разумеется, за исключением вон того господина, который сейчас держит за руку сидящую рядом с ним женщину. Это его жена, и она сама позаботится о своем супруге. Все остальные девочки для моих спутников должны соответствовать старшей из твоих сестер и быть молодыми, красивыми, достаточно зрелыми для того, чтобы заниматься этим ремеслом.

Окинув взглядом четверых сидящих за столом мужчин, в которых теперь весьма трудно было заподозрить рабов, мальчишка кивнул и сказал:

– Вряд ли господин найдет сегодня подходящий корабль. Обычно они отплывают рано утром, и сейчас в гавани нет ни одного капитана, готового немедленно отправиться в путь. Что касается девочек, то кроме моих сестер у нас имеется молодая, еще совсем дикая славянка, занимающаяся размолом пшеницы на муку, готка из Таврики, в обычное время чистящая на кухне рыбу, чуть постарше славянки, а также гордая и темпераментная, как самка барса, персиянка, прибирающая таверну после того, как уйдут все посетители…

– Очень хорошо, – ответил патрикий половому, – если мы все же решим остановиться на ночь в трактире твоего отца, то тогда поговорим об этом еще раз. А пока принесите нам наш заказ и оставьте в покое.

Еще раз улыбнувшись многообещающими улыбками, сестры убежали обратно, пообещав вскоре вернуться с рыбой, которую прямо сейчас жарят в масле по заказу благородных господ. Отчалил и мальчишка встречать следующих посетителей, а патрикий Кирилл на правах хозяина по византийским обычаям и правах вождя своей ближней дружины по обычаям варваров принялся разливать по кружкам молодое вино. Очень опасная, кстати, вещь – пьется легко, как виноградный сок, и в силу этого количество выпитого бывает очень велико, поэтому опьянение от такого вина сильное, а похмелье очень тяжелое. Так обычно и спаивают варваров, даже не замечающих того момента, когда они валятся под стол и начинают блевать.

– Ну, други, – сказал он вполголоса, поднимая свою кружку, – давайте выпьем за успех нашего начинания, чтобы дорога наша была легкой и безопасной, и чтобы каждый нашел в ее конце то, что больше всего для себя искал.

Лютый, как неформальный вожак стаи, первым отпил из кружки небольшой глоток и поставил ее на стол; все трое мужчин, а также Циала, повторили это движение своего вожака, как бы показывая, что ему они верят гораздо больше, чем своему хозяину-нанимателю.

– Очень хорошее вино, ромей, – ехидно сказал Лютый, вытирая мелкие капли с бороды и усов, – но его не стоит пить слишком много, по крайней мере, до еды. Ведь будучи смертельно пьяными, мы не сможем защитить ваше великолепие от грозящих вам опасностей.

– Великолепно… – пробормотал патрикий Кирилл, – варвар учит ромея умеренности в винопитии. Если бы я набирал отряд собственных ипаспистов, то я сделал бы этого человека его капитаном.

Но тут с подносами, полными жареной в оливковом масле рыбы, и хлебцами прибыли Гликерия и Кира, и закрыли этот вопрос в самом прямом смысле. Чего там только не было, настоящее рыбное ассорти: целиком зажаренные скумбрия, сельдь, кефаль, ставриды, попадались и порционные куски мяса тунца, камбалы или крупного придонного ската, буквально плавающие в масле и собственном жиру. Все, включая патрикия Кирилла, засучили рукава и принялись за трапезу, чавкая и бросая кости в специальную глубокую миску, стоявшую посреди стола. При таком обилии жирной и плотной закуси вопрос с вином полностью снимался. То один, то другой участник трапезы, включая Циалу, делали глубокий глоток из своей кружки, запивая жирную и соленую пищу.

И вот, когда процесс поедания и употребления был в самом разгаре, в таверну вошла большая и шумная компания людей в одежде моряков. Для того чтобы разместить их всех, понадобилось сдвинуть вместе три обычных стола, вмещавших по шесть человек. Сначала патрикий Кирилл, занятый поеданием плотного, как говядина, тунцового филе, совершенно не обратил внимания на этих людей, очевидно, пришедших сюда, в «Золотую Барабульку», отметить окончание дальнего и опасного похода. Потом какое-то предчувствие подсказало ему повнимательней присмотреться к едящей и выпивающей прямо напротив компании. И тут же, как только его взгляд стал внимательным и сфокусированным, он увидел то, чего не замечал раньше, и от этого сердце его взволнованно забилось, а на лбу выступили капли пота.

Как минимум трое из числа сидящих к нему лицом были из команды дромона «Золотая Лань», вернувшихся вместе с ним в Константинополь, еще двое – и это он четко помнил – дали клятву архонту-колдуну и остались в его строящейся столице. А еще один моряк с круглым миловидным лицом и суровыми глазами живо напомнил патрикию Кириллу одну из ближайших соратниц Серегина по имени Ника. Вот этот «моряк» сказал несколько слов сидящему прямо перед собой человеку; тот обернулся и оказался еще одним соратником архонта-колдуна, по имени Бек. Мысли сразу понеслись в голове у патрикия Кирилла, как будто наскипидаренные для ускорения и одновременно смазанные маслом для легкости скольжения.

Сначала люди архонта-колдуна, находящиеся прямо в Городе (ну или в его укрепленном портовом предместье), показались ему чем-то невероятным и невозможным. Потом он понял, что архонт-колдун оттого и колдун, что никто во всем свете не ведает его настоящих возможностей. И значит, если ему надо, чтобы его люди находились в Галате, самом Константинополе, Святой Софии или даже самом Влахернском дворце, то они будут там находиться. Галата, скорее всего, была выбрана в качестве базы, потому что первые помощники-византийцы архонта-колдуна оказались военными моряками. Патрикий прекрасно представлял, каков уровень недовольства в Городе политикой Юстиниана, разорившего Империю своими постройками, дворцовой роскошью и бесполезными войнами, и из-за этого взвинтившего налоговый гнет до невиданных ранее высот. От иноверных персов эти люди помощь и поддержку принимать не будут, а единоверный верховный архонт артан, пусть даже и занимающийся колдовством, будет вполне приемлемой фигурой, особенно если его Небесный Господин устроит какую-нибудь божественную манифестацию в его пользу. Вопрос только в том, с какой целью все это делается и что им известно о последних решениях Юстиниана, а что нет?