Александр Михайловский - Храм Вечного Огня [СИ]

Примечание авторов: Клятва эфеба, Уссинг. Воспитание и обучение у греков и римлян. – СПб, 1878 год, стр. 141.

– Я не оскверню этого священного оружия и не покину в рядах моего товарища. Я буду защищать не только то, что свято, но и то, что не свято, как один, так и вместе с другими. Я передам потомкам отечество не униженным или уменьшенным, но возросшим и в положении улучшенном сравнительно с тем, в каком я его наследовал. Я буду почитать решения мудрых. Я буду повиноваться законам, которые были или будут народом приняты, и если кто вздумает нарушить их, я не должен того допускать, и стану защищать их, все равно придется ли мне делать это одному или будут со мною другие. Я буду чтить верования.

Примерно два часа спустя. Дорога из загородного поместья де Мезьеров в Адольфбург.

Старший кадет, кандидат в младшие унтер-офицеры, Гретхен де Мезьер.

Мы выехали в Адольфбург с расчетом быть у Южных ворот минут за пять до полудня. Если прибыть раньше, то трудно будет объяснить, почему мы не спешим на Храмовую гору. Если же приехать позже, то мы с папой можем остаться не у дел, так как я предполагаю, что после того, как гауптман Серегин начнет свое веселье, ворота в город могут оказаться закрытыми. Я, конечно, смогу разнести их в щепки при помощи своего оружия из мира штурм-гауптмана Волконски, но завязывать бой – это совсем не то, что прописал нам в таком случае доктор. Поэтому мы должны быть на месте вовремя, не раньше и не позже, а так как пунктуальность считается нашей тевтонской национальной чертой, то я думаю, что у нас все получится именно так, как требуется.

Собираясь в эту поездку, я накинула на себя поверх доспехов простой черный плащ (который был мне положен по чину как кадету старшего курса) и повесила на пояс свой домашний ученический меч. Сталь у него хорошая, настоящая тевтонская, а то, что он чрезмерно легок – так это совсем не беда. Если кто-то из моих старых знакомых захочет посостязаться со мною в фехтовании, то он еще удивится, скольким интересным штучкам успела обучить меня демонесса Зул. Перед выездом я успела немного пофехтовать со своим первым учителем, старшиной папиной охраны обер-фельдфебелем Гапке – старый воин, не сумевший нанести мне ни одного укола, сказал, что из веселого бесенка я превратилась в настоящего боевого демона, и что не хотел бы он со мной встретиться в настоящем бою.

Папа был одет в свои парадные магистерские доспехи, которые не столько защищали, сколько служили знаком его высокого статуса, а поверх них был накинут черный плащ, отороченный по подолу широкой красной полосой, говорящей о том, что его владелец носит ранг магистра. Капюшон плаща, откинутый назад, давал легкому ветру возможность трепать седые папины волосы. Из оружия папа повесил на пояс свою любимую эспаду в паре с дагой, а также принадлежавший еще моему дедушке пистолет Браунинга. Правда, к нему у нас оставалось всего пять патронов, ценность которых была весьма сомнительна в связи с возрастом, потому что их капсюли запросто могли дать осечку. Но, к счастью, к папиному браунингу подошли патроны от моих двух «федоровых», что его очень обрадовало. С собой у меня было две коробки, то есть сто штук, и перед выездом мы опробовали и папин «браунинг», и мои «федоровы». «Браунинг» был немного полегче, но увесистый «федоров» бил и сильнее, и точнее. Наверное, дело было том, что у пистолета «федорова» был более длинный и толстый ствол.

Кроме нас двоих, в поход выступили и два десятка латников личной охраны, без которых папе, как магистру, было невместно передвигаться. Воины, которых возглавлял все тот же обер-фельдфебель Гапке, были облачены в черные мундиры, поверх которых были надеты вороненые кирасы с такими же черными набедренниками. Головы солдат венчали сплющенные шлемы с маленькими «рожками» и кольчужной сеткой, защищающей шею. Вооружение нашей охраны состояло из длинных копий и широких прямых мечей – довольно тяжелых и предназначенных для конной схватки. Для того чтобы орудовать в бою эдаким ломом, нужна недюжинная физическая сила, но зато все, что попадает под прямой удар (неважно, что это – свиная туша на учениях или живой враг), рубится напополам от плеча до паха. Именно поэтому таранный удар нашей кавалерии всегда приносил врагу полное уничтожение, и именно поэтому амазонки стремились, не вступая в прямую схватку, держаться от наших кавалеристов на расстоянии, осыпая их строй градом стрел из своих луков.

Итак, копыта тяжелых рыцарских коней-дестриеров мерно ступают по пыли дороги, наша охрана бдит, внимательно глядя по сторонам, потому что вокруг царит необычное для этого времени суток оживление. Бредут, едва переставляя ноги, колонны сервов обоего пола, и над ними звонко хлопают в воздухе бичи надсмотрщиков. Душераздирающе скрежещут несмазанные оси фургонов, в которых перевозят несчастных жертвенных «овечек», сопровождаемых жрецами низших разрядов. Причем многие из «овечек» совсем еще дети, и явно видно, что из дальних храмов уже выгребают всех подряд. Жрецы и надсмотрщики за ненадобностью – они, скорее всего, тоже пойдут на жертвенный алтарь, наверняка все же успев перед этим закричать: «а нас-то за что?».

Ужас, страх, пыль и смрад, запах немытого и усталого человеческого тела висят в воздухе, сердце мое сжимается от жалости и боли, и только одно утешает мою возрожденную душу – мысль о том, что когда эти несчастные прибудут к цели своего путешествия, все уже будет кончено. Или мы победим – и тогда пожирающий все живое Молох прекратит свое существование, или погибнем – и в этом случае мне уже будет все равно. Но мы обязательно должны победить, ибо падре Александр сказал, что наше дело правое, а потому с нами будет сам Бог-Творец и все его небесное воинство, которые снесут херра Тойфеля и его приспешников также, как стальная коса на рассвете валит податливую и мягкую траву.

Еще бросается в глаза то, что никто не движется в обратном направлении, из города, за исключением редких гонцов, в поясных сумках которых наверняка лежат новые приказы о еще большем увеличении потока жертв. Гонцы сосредоточены и отрешены от всего происходящего, и крепко сжимают копья с красными бунчуками, означающими род их занятий, а в их ушах еще наверняка звучат слова начальственных приказов. В их душах, вероятно, царит понимание, что, вернувшись из этой поездки, они тоже могут попасть на липкий от пролитой крови и зловонный жертвенный алтарь. Из-за всего этого царящего вокруг кошмара лежащий далеко впереди на холмах Адольфбург кажется мне огромным пауком, втягивающим в себя свои жертвы при помощи липких нитей-дорог.

Выехав из дома, папа стал необычайно молчалив и задумчив. Уж не знаю, о чем он сейчас думает, но надеюсь, что о чем-то хорошем. Уж слишком много нового и обнадеживающего я поведала ему за минувшую ночь. Особенно его заинтересовала информация о тех известных мне двух мирах, где русские и немцы создали между собой прочные альянсы и успешно правят своими мирами, железной рукой направляя их к счастью и процветанию. Адольфбург все ближе, и я нет-нет проверяю, насколько быстро я смогу выхватить из кобур свои «федоровы», или, в крайнем случае, мой меч. Кстати, вариант боя, когда меч в правой руке, а пистолет в левой (или наоборот) мы с Зул тоже отрабатывали. При соответствующей ловкости обращения с обоими видами оружия это дает возможность поражать врага как прямо перед собой, так и на некотором отдалении. Правда, у меня пока еще не все получалось как надо, но думаю, что если возникнет такая необходимость, то я сумею кое-кого неприятно удивить.